В поисках Алисы - [35]

«Да, старик влюблен. Он видит, как утекает между пальцев оставшееся ему время, словно банкноты в казино».

«Ва-банк!» — вмешался женский голос, сопровождаемый плотоядным смехом.

Обладатель низкого голоса представился ему в виде Пьера Эштремуша с его седоватыми висками. Второму, более молодому, его воображение придало смешанные черты обоих Алисиных племянников. Женщина оказалась похожей на Элен, тут уж он ничего не мог поделать. Собеседники заговорили о «богоявлении лица». Пикассо не очень понимал, что они имеют в виду: реплики сменяли одна другую слишком быстро и улетучивались навсегда. «Мне не хватает слов», — подумал он. Затем они вспомнили какого-то философа, чье имя было ему неизвестно, и начали рассуждать о чужих лицах: открывая их для себя во всей обнаженности, мы убеждаемся, что они, оставаясь собой, одновременно становятся частью нас.

«Следовательно, — снова вступила похожая на Элен женщина, — убийство невозможно. Ведь, убивая другого, мы совершаем самоубийство».

Перед ним как наяву встало лицо молоденькой наркоманки, умершей от передозировки, вид которой в свое время потряс его. Она лежала с открытым ртом и широко распахнутыми глазами, словно не могла поверить, что непоправимое уже случилось, являя собой жуткую иллюстрацию к сакраментальному: «Слишком поздно».

«Есть лица, на которые смотрят, и лица, к которым прикасаются, — продолжал низкий голос. — Прикасаясь к чужому лицу, мы убиваем свое представление о нем. Чувства берут верх над надеждами».

Пикассо представилось лицо Алисы в момент наслаждения. Она его удивила. Ее волосы пахли миндалем, за ушами у нее пряталась влажная прохлада, плечи, по которым скользили его руки, казались круглыми и шелковыми. Из глаз брызгали белые искры, словно пузырьки газа. Он выпрямился на сиденье, сказав себе, что сходит с ума. Выключил радио и огляделся. Вокруг по-прежнему разыгрывался безумный спектакль парализованной автомагистрали. Он поплотнее закутался в пальто. Почему ему везде чудится Алиса, с тревогой подумал он. Может, она спит со всеми подряд? Он проснулся от холода и страха. Боль в спине заставила его перевернуться на бок, уткнувшись носом в заиндевевшее стекло. Среди ночи ему позвонила Элен. Он рассказал ей, в какую попал передрягу, и снова заснул, словно и не просыпался. Ранним утром, когда дорогу расчистили, он тронулся в путь и поехал прямо в комиссариат.

В кабинете, как всегда, воняло. Пикассо пошире открыл окно. После почти бессонной ночи он чувствовал себя паршиво, болело все, в том числе голова. Почти сразу явился Куаньяр, по дороге заглянувший в булочную.

— Что тут у тебя, конюшня, что ли? Или ты на ночь сдаешь кабинет под курятник? Воняет как не знаю что!

Обиженный Куаньяр нацепил маску привычного равнодушия, вонзил зубы в круассан и снял телефонную трубку. Он не желал общаться с Пикассо. Страдающим он его не любил.

Инспектор все утро занимался текучкой. Встретился с директрисой школы, подавшей жалобу на бывшего ученика, допросил сначала вуайериста, попавшегося уже не в первый раз, потом гнусного вида наркодилера. Сделал несколько телефонных звонков, неуклюже отчитался перед начальством за свое фальшивое расследование — смущенный шеф избегал смотреть ему в глаза — и сгорбился перед компьютером, молчаливый и погруженный в себя. В конторе веяло Рождеством. Переливались гирлянды. «Сколько кредиток опустеет после налета на магазины», — сердито подумал Пикассо, не купивший никому ни одного подарка. В половине двенадцатого он набрал номер Алисы. По его злобному взгляду Куаньяр понял, что ему лучше выйти. В такие дни, как этот, Пикассо казался толще, чем был, словно разбухал от клокотавшей внутри ярости.

— Не помешал?

Алиса посмотрела на Шарля, который, пристроившись рядом с ней, старательно и неловко упаковывал никому не нужные подарки. Подобно Куаньяру он не раздумывая встал и вышел из комнаты. Не подготовленные к тому, чтобы слышать голоса друг друга, и смущенные настоятельной потребностью этого, отброшенные за сотни световых Лет от созданного воображением разговора, такие же бестолковые, как накануне, в машине, Алиса и Пикассо бубнили каждый свое, без конца перебивали один другого и приносили взаимные извинения, пока наконец оба не нажали отбой. Что им еще оставалось? Пикассо с горечью узнал, что после Рождества Алиса уезжает куда-то в горы. Они договорились встретиться в ресторане неподалеку от дома после ее возвращения в Париж, но до отъезда на лыжный курорт. Уже повесив трубку, Пикассо вдруг похолодел, охваченный жутким подозрением. Вернувшийся в кабинет Куаньяр поинтересовался, не найдется ли у него пять минут на дело Херш. Он искренне надеялся доставить удовольствие своему внезапно побледневшему шефу, который, казалось, продолжал держаться на ногах и не падать исключительно благодаря привычке.

— Короче, — начал он. — Как я вам и говорил, я ходил к хозяйке булочной, которая подтвердила, что с крыши действительно упала здоровенная сосулька. Но на крышу нет ходов, если только не пробираться через слуховые окна верхних жильцов дома.

— Кто там живет?

— Старушка и студент-социолог. Никакой связи с интересующим нас лицом. — Куаньяр не мог заставить себя произнести вслух имя Алисы Конк. — Анализ анонимного письма ничего не дал. Отпечатков нет. Книга отзывов в состоянии, непригодном для экспертизы. Я спросил Жубера, что он думает насчет почерка. У него никаких сомнений: писал переученный левша.