В поисках агента. Записки офицера КГБ - [20]

После окончания в 1952 году техникума я получил направление на работу в качестве инженера-путейца в Архангельскую область. Однако перед самым отъездом я был неожиданно вызван в местное отделение Министерства государственной безопасности — МГБ (новое название НКВД). Там мне торжественно объявили, что меня в качестве кандидата рекомендовали для поступления на службу в «органы». Хотя в мыслях я готовился к работе инженером на железной дороге, я согласился на предложение без колебаний. Я никогда не расспрашивал отца, чем он занимается, кроме того, что принимал как очевидное борьбу с врагами народа, но я был убежден, что он во всех отношениях порядочный человек и все, что он делал, носило достойный характер. Я уважал НКВД. Деятельность этой организации по реализации политики Сталина считалась очень важной.

Как я понимаю, я был выбран для службы в органах безопасности за активную работу в комсомоле, хотя, очевидно, тот факт, что отец был сотрудником МГБ, тоже сыграл свою роль. После окончания двухгодичной спецшколы в городе Могилеве, расположенном недалеко от столицы Белоруссии Минска, меня ожидала служба в местном отделе МГБ. Я прибыл в школу в конце лета и, не успев распаковать вещи, получил приказ снова отправляться в путь. Раздосадованный происходящим, я пришел с жалобой к начальнику отдела кадров:

— Вас выбрали для изучения в Ленинграде иностранных языков, — сказал он. — Вам предстоит работать с иностранцами.

Это заявление я воспринял очень скептически. Я учил немецкий и английский в школе и каких-либо успехов на этом поприще не проявил.

— Я не умею говорить на иностранном языке, — настаивал я.

— Ну конечно! Но это не причина. Вас там как раз этому и научат.

Мои дальнейшие протесты ни к чему не привели. Вместе с тремя другими кандидатами на учебу в тот же день мы сели в поезд. Мы направлялись в бывшую столицу Российской империи — в Ленинград.

2

Институт иностранных языков МГБ находился на Васильевском острове, напротив, на другом берегу Невы, красовался Зимний дворец. В институте, расположенном недалеко от основной транспортной артерии острова — Большого проспекта, — ранее размещались спецкурсы СМЕРШа — зловещей (для противников) службы военной контрразведки в годы Великой Отечественной войны (ее название происходило от слов «СМЕРть Шпионам»). Служба в 1943 году была отделена от НКВД с целью усиления работы по выявлению сотрудничавших с немцами лиц и шпионов, затем, три года спустя, вновь стала частью комиссариата. Когда я прибыл в школу, там еще были бывшие сотрудники СМЕРШа, изучавшие немецкий язык.

В городе полным ходом шло восстановление многих разрушенных во время осады когда-то величественных дворцов бывшей столицы, и жизнь ленинградцев, все еще не пришедших в себя после пережитого, понемногу входила в нормальное русло. Все вокруг мне очень нравилось. Устроившись в двухэтажном общежитии института, я стал готовиться к вступительным экзаменам, в сдаче которых был не совсем уверен. Еще не вполне пришедший в себя от случившихся перемен в моей судьбе, на вопрос, какой из иностранных языков — немецкий или английский — я хотел бы изучать, я поинтересовался, какой из них легче. Мне предложили английский. В помещении, где проходили вступительные экзамены, женщина-преподаватель молча наблюдала, как я без очевидного успеха сражался с переводом текста из пяти строк. С помощью предоставленного мне англо-русского словаря я перевел каждое слово в тексте, но получившиеся на русском языке фразы не имели никакого смысла. Экзаменатор заглянула в мой листок, расхохоталась и посоветовала мне начать все сначала. Я снова перевел все слова английского текста, но результат получился почти тот же. Уныло выйдя из аудитории, я уже мысленно видел себя в поезде по дороге в Белоруссию. Но в этот день никто мне не приказал, как я ожидал, упаковывать вещи. А когда несколькими днями позже были вывешены списки успешно сдавших приемные экзамены, я с удивлением и радостью обнаружил себя зачисленным в группу по изучению английского языка.

Преподаватели в институте оказались высококлассными специалистами, и мои прежние опасения о неспособности к языкам довольно быстро исчезли. Я выучил немецкий и английский. Нам также преподавали спецдисциплины, в частности методы контрразведывательной работы, где рассказывали об агентурных сетях, способах ведения слежки, технике связи и т. п. Я изучал категории лиц и учреждений, включая антисоветские группировки и эмигрантские организации, против которых должен был работать. В программе обучения были и общеобразовательные дисциплины, например основы права. В период пребывания в школе я был также избран секретарем комсомольской организации.

За исключением слушателей более старшего возраста, включая действующих сотрудников разведки, присланных для переподготовки, и таких, как я, кто быстро повзрослел и набрался жизненного опыта в военные годы, большинство моих товарищей по учебе попали сюда прямо со школьной скамьи. Скоро вместе с несколькими слушателями мы образовали дружную группу и вместе проводили свободное от занятий время. Среди моих товарищей были Юрий Гулин, сын врача из Сибири и большой любитель музыки, бывший матрос Владимир Коровин, которому очень тяжело давался английский язык, и украинец Борис Чечель, глубоко порядочный и честный человек. В сентябре, вскоре после моего прибытия в школу, я познакомился еще с одним слушателем. Его звали Олег Калугин. По его поведению и манерам было видно, что он совсем не из простой семьи. Единственный ребенок у родителей, он поразил меня великолепным знанием английского языка — редкий случай в то время. Вскоре Олег выиграл проведенный в школе конкурс на лучший перевод с английского. Я занял второе место. Калугин был общительным человеком, и мы через некоторое время подружились. Он женился на ленинградской девушке (ее звали Людмила), и казалось вполне естественным и логичным, когда после окончания института одаренный молодой выпускник был направлен на работу в Первое главное управление.