В поисках агента. Записки офицера КГБ - [17]

Мы перешли к обсуждению проводимых вашингтонской резидентурой операций, а также моей дальнейшей работы с Эймсом. Номинально Крючков лично руководил ею из Ясенево, хотя большей частью он все оставлял на наше усмотрение в Вашингтоне.

— Продолжайте работать, как работали, — напутствовал он меня. — Только не совершайте ошибок.

Вот в это все и упиралось. Сидя в летящем в Вашингтон самолете Аэрофлота, я пытался забыть обо всех разговорах в Центре и сосредоточиться на ожидающих меня в резидентуре делах. Что касается Эймса, наиболее трудные этапы работы с агентом — его поиски и контакт с ним, отработка каналов связи, развитие с агентом личных отношений и особенно доверия друг к другу — были успешно пройдены. Однако в нашей профессии необходимость соблюдения постоянной бдительности не является пустой фразой. Одна ошибка может свести на нет усилия многих лет работы и стоить миллионов долларов. Мне потребовалось много лет работы, чтобы это по-настоящему прочувствовать.

Глава II Обучение ремеслу разведчика

1

Звук возник как слабое жужжание, становился громче и громче и вдруг перешел в страшный рев. Внезапно я увидел самолеты, которые строем низко летели над темными елями и высокими березами. Они парили, как в замедленной киносъемке, в солнечном, без облаков летнем небе, неумолимо приближаясь с северо-запада. Мне было девять лет, впереди были два месяца летних каникул, я играл с друзьями в «войну», стремительно носясь между кустов и деревьев, окружавших деревянные дома, где мы все жили. Было обычное воскресное утро в небольшом украинском городке Котовске, расположенном недалеко от Одессы на побережье Черного моря у границы с Молдавией. Моя семья — отец, мать, сестра и еще двое братьев — жила в одном из небольших одноэтажных домов около железной дороги, проходившей через Котовск.

Мой отец — Иван Яковлевич Черкашин, коренастый широкоплечий офицер могущественного Народного комиссариата внутренних дел (НКВД), как тогда назывались советские секретные «органы». Он был где-то в отъезде по своим служебным делам. Мама, сидя с соседками возле дома, была занята обсуждением последних новостей поселка. Я забрался на дерево, чтобы лучше разглядеть маневры еще одного появившегося «неприятеля». Глядя на самолеты, я подумал, как здорово, что и они участвуют в нашей игре. Мои солдаты внизу подняли в знак приветствия приближающихся самолетов свои палки — наши «винтовки».

Внезапно без какой-либо видимой причины или предупреждения раздался оглушительный взрыв, потом еще и еще. Ударной волной меня бросило на землю. Лежа на траве, я увидел, как ко мне бежит мама. Схватив меня, она втащила в наш двор и бросила в какую-то яму. Мои уши были заложены, и в них что-то звенело. Мама прыгнула на меня. Сквозь этот звон до меня дошел мамин крик: «Витя! Ради бога, пригнись!».

Так начался день 22 июня 1941 года — первый день реализации гитлеровского плана «Барбаросса» — наступления Германии на Советский Союз. Итак, война вошла в наш дом всего несколькими часами позже ее начала. Бомбардировщики, сбрасывающие бомбы на железнодорожные пути Котовска, были частью массивного воздушного удара нацистов по транспортным коммуникациям и другим объектам вдоль западной границы СССР. Мне предстояло перенести еще много таких бомбардировок. Я буду часто наблюдать, как самолеты освобождаются от своего смертоносного груза, как бомбы начинают, кружась, падать — сначала медленно, затем все быстрее и быстрее, пока они не исчезнут из моего поля зрения, и затем — после небольшого ожидания — грохот взрыва.

Моя семья приехала в Котовск двумя годами раньше. Родился я в 1932 году в деревне Красное, находящейся в плодородной Курской области. Полдеревни носило фамилию Черкашины и было в родстве друг с другом. Как и многие другие семьи крестьянского происхождения, наша семья жила трудно и бедно, и я хорошо помню чувство холода и голода в детские годы. Мой отец, сын сельского бунтаря-мельника, во время кровавой Гражданской войны сражался на стороне большевиков. Как один из немногих сельских жителей, умеющих читать (он закончил два класса местной церковно-приходской школы), отец был привлечен к организации в деревне колхоза. В 1935 году его взяли на работу в НКВД, и в 1937 году он был отправлен служить в Сибирь, в Ачинск, небольшой городок в Красноярском крае. Через два года его перевели в Котовск (НКВД, как правило, недолго держал своих сотрудников на одном и том же месте, чтобы они не расслаблялись в обывательской среде и не теряли служебного рвения).

Я очень любил родителей, особенно маму, которую, не знаю почему, всегда считал пожилой и больной. Отец, таланты которого включали умение играть на пианино и балалайке, все время пропадал на службе. Обычно он уходил на работу в десять часов утра и был там часов до пяти. Затем он приходил домой, обедал и отдыхал, а часов в восемь снова уходил на работу и возвращался чаще всего — часа в два-три ночи. Я никогда не спрашивал, и он никогда мне не рассказывал, чем он занимается на службе. Что касалось меня, то, как я ни старался не осложнять жизнь моим родителям, выбивающимся из сил, чтобы накормить и одеть четверых детей, мои постоянные мальчишеские выходки — лазанье по деревьям и крышам домов, участие в уличных драках со сверстниками и т. п. — принесли мне репутацию хулигана. Однажды учителя даже просили маму забрать меня из школы.