В походах и боях - [7]

Итак, мы с комдивом поехали осматривать рубежи Перекопского перешейка. Вскоре перед нами на много десятков километров на север раскинулась ровная, будто прокатанная мощным катком, выжженная южным солнцем степь. Ляжешь, и то издалека будешь виден. Самое безрадостное зрелище, особенно когда представляешь это голое пространство как возможную арену военных действий. Полковник, точно подслушав мои мысли, сказал: — Если тут придется воевать, солдату приткнуться негде.

Перекопский перешеек, соединяющий Крым с материком, имеет ширину от 8 до 23 километров. Длина его 30 километров. Тут проходит шоссейная дорога к Каховской переправе через Днепр и железная дорога Джанкой-Херсон. Самое узкое место находится на севере, у деревни Перекоп, где еще в старину перешеек был перегорожен так называемым Перекопским валом. Несколько южнее его расположен небольшой поселок Армянск. На юге перешеек достигает 15 километров ширины, и здесь находятся пять довольно крупных озер. Дефиле между ними получили название Ишуньских позиций — по имени близлежащей деревни. С востока Перекоп омывают Сиваши, с запада — Каркинитский и Перекопский заливы Черного моря. Как и на севере Крыма, местность здесь равнинная. Она трудна для наступающих войск. Но и для обороны ее нужны были современные укрепления. А у нас лишь Перекопский вал — старинная земляная насыпь, полуразрушенная временем. На Ишуньских позициях тоже ничего не сделано. За ними на огромном ровном поле ни одного окопа. Гладкой, как стол, равниной воспользовались флотские летчики: они оборудовали здесь аэродром для бомбардировщиков.

День прошел в разъездах, составлении первых наметок плана предстоящего строительства. Очевидно, нужно возвести по меньшей мере три линии обороны: 1) в районе Перекопского вала, усилив его противотанковыми препятствиями и превратив в опорный пункт совхоз «Червоний чабан», находящийся несколько впереди, близ залива; 2) примерно на линии Будановка — Филатовка отрыть стрелковые окопы и 3) укрепить район Пятиозерья. О степи за Ишунью мы пока не решались и думать из-за недостатка сил. Рассчитывали на рубеж реки Чатырлык. Она протекает южнее Ишуни с востока на запад, как бы отрезая район перешейка от степи Северного Крыма. Ее заболоченное русло представляло некоторое препятствие для танков и механизированных войск.

Вечерело. Мы с Первушиным присели на высотке близ старинной крепости, стерегущей проход, через который Перекопский вал пересекают железная и шоссейная дороги. Обзор отличный. Слева виднелись высокие тополя совхозного поселка. Прямо перед нами клубилась пылью дорога, петлявшая по увалам, за которыми было скрыто большое село Чаплинка. Справа поблескивала солью подсохшая грязь Сивашей.

Вспомнился удар через Сиваш в двадцатом…

— Посмотрите, — сказал полковник, — это остатки слащевских окопов. Как умело они были спланированы!

Да, в этих заросших колючками останках гражданской войны чувствовался умный военный глаз. Если бы и в наши дни наступала только пехота, я бы во многом повторил этот замысел. Генерал Слащев был военным комендантом Крыма у Врангеля, и именно он создавал тогда оборону на Перекопе. Командование молодой Красной Армии перехитрило врага, обойдя его укрепления по водам Гнилого моря. Воспоминания об этом славном деле не умрут. Особенно они живы у тех, кому выпала честь принимать в нем личное участие. Бывают странные повороты судьбы. Генерал Слащев стал нашим учителем. После окончания гражданской войны он пошел служить рабоче-крестьянской России и как военный специалист преподавал на курсах «Выстрел». Преподавал он блестяще, на лекциях народу полно, и напряжение в аудитории порой было, как в бою. Многие командиры-слушатели сами сражались с врангелевцами, в том числе и на подступах к Крыму а бывший белогвардейский генерал, не жалея язвительности, разбирал недочеты в действиях наших революционных войск. Скрипели зубами от гнева, но учились…

Растревожили память следы слащевских окопов. Мой спутник тоже о чем-то задумался. Конечно, у него были другие воспоминания. В то время, когда мы воевали на Перекопе с белогвардейцами, он был мальчишкой и лишь мечтал посвятить себя военному делу. Он жил в Средней Азии, где все героическое, беззаветно преданное народу, олицетворялось в образе бесстрашных кавалеристов — грозы басмачей. Не достигнув комсомольского возраста, он сбежал из дому в воинскую часть. Командиры разглядели в мальчике талант, послали в кавалерийскую школу. Не хотели его туда принимать. Но знаете, как в песне: «Кто хочет, тот добьется». Несколько месяцев мальчишка посещал занятия, не будучи зачисленным, пока старший потока не сказал ему:

— Почему нарушаешь порядок, где ночуешь? В общежитии полагается быть курсанту. Сегодня занять койку!

Так его «зачислили решением снизу». Потом служба, кавкурсы, полк в Уссурийском крае, где учили тому, что нужно на войне. И вот грянула гроза, и он уже комдив. Скажу сразу, что несколько месяцев спустя, в конце 1941 года, А. Н. Первушин принял командование армией и провел с ней одну из очень интересных десантных операций[2]. Такой стремительный рост молодого командира, несомненно, свидетельствует о даровании. Но и дарованию ведь нужно время, чтобы развернуться и войти в силу на новом, высоком поприще. А это, поверьте, очень трудное дело. Тот же генерал Первушин говорил мне, когда встретились уже после войны: