В погоне за светом. О жизни и работе над фильмами «Взвод», «Полуночный экспресс», «Лицо со шрамом», «Сальвадор» - [5]

У жилистых продавцов с их заостренными крысиными мордочками дела шли отлично в этот день. Они продирались между тел, продавая газировку со вкусом апельсина, хот-доги и сувениры, которые в конечном счете ждала судьба быть выставленными для гаражной распродажи. Я заметил свернутые в трубочку купюры, думаю не меньше $300–400, в руках одного албанца, когда тот разменивал $5. К концу дня у него будет $700–800 (в то время как я заработал $35, проведя предыдущую ночь за баранкой такси). Религиозные фанатики, восхваляющие Иисуса и предрекающие конец света. Остриженные наголо кришнаиты изворотливо проныривали в толпе, бубня мантры своего культа. Вопящие дети и обеспокоенные матери, выхватывающие из толпы людей своих ребятишек, подобно клюющим зерно голубям. Отцы семейств, которые всегда присутствуют на этих празднествах, — надежные скромные работяги, довольные тем, что у них есть парочка детей, жена, Иисус и работа. Боже, настоящая хорошая работа, которая может исчезнуть в предстоящие годы. Если даже не возникало общей темы разговора с ними, было приятно потусоваться с родными душами. В далеком прошлом их предшественники собирались таким же образом в пещерах. Я скучал по этому чувству — мне недоставало семьи.

Находясь в этой гавани, я наконец-то смог живо представить себе глаза моей матери, которая, пережив ужасающую войну, почти уничтожившую человеческую цивилизацию, взирала на открывавшийся перед ней огромный остров с обледенелой палубы корабля. Это должна была быть сцена, сравнимая по силе с прибытием Клеопатры в Рим в I веке до нашей эры. Она, должно быть, гадала, кто были те варвары, которые построили эти гранитные башни, уходящие вершинами далеко в небо? Или она представляла матросов и охотников за пушниной, которые давным-давно шли вверх по реке Гудзон в темные и опасные леса вдоль ее берегов в поисках края мироздания, людей, которых можно ограбить и подвергнуть насилию, из желания быть свободными как от монархов, так и от нищих. Здесь люди не были так напуганы или бедны, как в Европе. Эти люди были свободны. Они были божествами, ведь, как свидетельствуют написанные победителями исторические летописи, США победили в той охватившей весь мир междоусобице, сейчас известной как Вторая мировая война (уже вторая по счету!) — для 70 млн погубленных душ и 20 млн ищущих новое пристанище беженцев она стала настоящим апокалипсисом. Именно США поставили жирную точку, сбросив невообразимые в прошлом атомные бомбы на два японских города. И, когда в этом огне сгорели 100 тысяч человек, мы танцевали на улицах Нью-Йорка, радуясь победе, поскольку мы осознавали, что никто и ничто не может противостоять США. Мы были самой могущественной — и лучшей — страной во все времена!

Моя мать, как и многие французы, влюбилась в американские фильмы 1930-х годов. Звезды кино того времени — Джоан Кроуфорд, Кэтрин Хепберн, Норма Ширер, Грета Гарбо, Бетт Дейвис — стали ее ролевыми моделями. После того, как она прочла бестселлер писательницы Маргарет Митчелл с эпическим названием «Унесенные ветром» (Autant en Emporte le Vent[5]), она мечтала увидеть экранизацию 1939 года, которую обсуждали во всех уголках США. Фильм вышел на экраны в самый подходящий момент — пору грез предвоенных лет. Моя мать воображала себя Скарлетт О'Харой в исполнении Вивьен Ли — страстной и независимой женщиной, готовой пройти через преисподнюю, чтобы сохранить Тару — ее семейную плантацию. Она вместе со Скарлетт сначала была влюблена в жениха другой героини — нерешительного, но благородного аристократа-южанина Эшли. В дальнейшем она увлекается вместе со Скарлетт чужаком без какой-либо капли благородства Реттом Батлером, который обращался со Скарлетт как с тем, кем она в сущности являлась, — избалованным ребенком. Роль Ретта исполнил любимый мужчина моей матери — усатый ухмыляющийся Кларк Гейбл, мегазвезда пика американского кинематографа, до начала конца «золотой поры». Это время, когда Европу охватила война («Унесенные ветром» выйдет на экраны Франции только в 1950 г.). Великая творческая энергия и страшная разрушительная сила тесно переплетены и подпитывают друг друга во всем.

Моя мать по натуре была бунтаркой. В 18 лет она получила диплом бакалавра в лицее Сент-Мари-де-Нёйи[6]. Годы напряженной работы ее родителей позволили накопить денег на скромный пятиэтажный дом с 40 комнатами на улице Катр-Фиc (буквально «улица четырех сыновей») в парижском квартале Марэ — одном из старейших, пусть и не самом фешенебельном в то время районов столицы Франции. Здание называлось «Отель д'Анвер[7] — Все современные удобства». Под этим подразумевались ванна на каждом этаже, горячая вода по запросу, раковина и биде в каждой комнате. Семья сдавала в аренду на долгосрочной основе комнаты местным жителям среднего достатка и экспатриантам, покинувшим страны победнее, например, Польшу и Румынию. Моих бабушку и дедушку в семье звали «Мемé» и «Пепé». Они дали своей единственной дочке все лучшее, что было доступно им, больше, чем своему единственному сыну. У этой девушки была сила духа, она хотела подняться над своей социальной группой. Каким-то образом она смогла заполучить членство в эксклюзивном парижском спортивном клубе Racing Club de France