В погоне за «старым соболем» - [2]
Франц повернул колесо зажимного станка.
— Ставь, старик, саблю в станок,— сказал Штифке.
— Нет, ты ставь,— заупрямился дедушка Федот.
Штифке кивнул помощнику. Франц зажал в станке рукоять вертикально торчащего клинка.
— Ваше превосходительство,— поклонился Федот.— Я стар и немощен телом! Прикажите, пусть кузнеца Маркела Изотова позовут. Ему сподручней саблей махать.
— Я распоряжусь,— вытянул вперед голову генерал.— Но смотри, старик, если твоя сабля разлетится вдребезги после нескольких ударов, я прикажу, чтобы тебя с позором вытолкали вон, ну, а если она только затупится, но выдержит испытание, ты будешь вознагражден.
Старый оружейник усмехнулся и ничего не ответил.
Появился Маркел Изотов. Из-за его спины выглядывал сын Иван.
— Постарайся, Маркелушка,— дрогнувшим голосом произнес старик, протягивая кузнецу саблю,— не посрами земляков-уральцев.
Плавным движением вытянутой руки Маркел описал круг над головой, и тотчас послышались тонкие переливы серебряных колокольчиков, словно где-то близко-близко промчалась лихая тройка с бубенцами.
Все увидели, как серая поверхность сабли постепенно светлела, становилась голубоватой.
Маркел шагнул к станку, взмахнул саблей и, с присвистом выдыхая воздух, рубанул по немецкому клинку. С пронзительным скрежетом сталь ударилась о сталь. Раздался противный хруст, и кусок золингеновского клинка, звякнув, шлепнулся на пол перед лакированными сапогами генерала из Петербурга.
Пенсне подпрыгнуло у него на носу и опять плотно уселось на старое место.
— О, майн гот,— простонал Штифке.
Он пополз на коленях, поднял упавший кусок клинка и отошел к станку.
— Как хворостинку разрубил,— звонко засмеялся Иван Изотов.— Ай да тятенька!
Один из инженеров подскочил к Маркелу, вынул из жилета лупу и стал рассматривать саблю.
— Ваше превосходительство, ни малейшей царапины,— запинаясь, проговорил он.— Несомненно — это «старый соболь», редкая булатная сталь.
Маркел опустил саблю острием вниз, и она тонко, радостно зазвенела, точь-в-точь как звенит вырвавшийся из-под коряги лесной ручеек.
— Дедушка, слышишь, поет,— сказала Аленка.
— Слышу, внученька,— улыбнулся старик.
— Все это очень и очень непонятно, — недовольно буркнул генерал.
— Скажи, старик, сколько ты хочешь за свою саблю? — спросил кто-то из генеральской свиты.
— Она не продажная,— сказал дедушка Федот и взял у Маркела саблю.— В дар ее хочу передать заводу.
— В дар? — удивленно переспросил генерал,— Ну, что ж, это весьма похвально. Я подумаю, как тебя вознаградить,
— Прими, ваше превосходительство, при свидетелях отдаю,— низко поклонился старик и протянул саблю генералу.
Тот осторожно взял ее и передал стоявшему рядом инженеру.
— Будь по-твоему,— генерал, повернувшись, направился к выходу.
— А когда помру, то из могилы все равно услышу, как она, родимая, крушит чужеземную сталь,— крикнул вдогонку генералу старый оружейник, и глаза его задорно блеснули.
В ЧУЖИХ РУКАХ
Как приказал генерал из Петербурга, так заводское начальство и постаралось. Отвели для Федотова подарка комнату, где в железном ящике с хитроумным замком и спрятали саблю. На дубовой двери приладили пудовые запоры.
Однажды пришел дедушка Федот на завод, на саблю поглядеть, а ему сторожа говорят:
— Не велено тебя пускать. Указание такое, мол, вышло.
Покрутился дед у ворот и поплелся домой… От обиды с лица почернел, а только кому пожалуешься. Отблагодарил его генерал прямо-таки по-царски.
Вскоре Федоту совсем худо стало. Родная сестра, бабка Анфиса, да единственная внучка сирота Аленка его досматривали. А больше из родни никого у старого оружейника и не было.
Однажды в субботу, когда бабка Анфиса с Аленкой в бане парились, а хворый дед лежал в горнице на сундуке, укрытый овечьим тулупом, в дом заглянул немец Штифке. Уселся на скамейке, рядышком с сундуком, и трубку раскурил.
— Тот, кто отковал саблю «старый соболь», знал секреты великих мастеров,— произнес Людвиг Карлович,— может быть, он обучался у оружейников Дамаска или Индии. Там родина булата.
— Рассудительный ты человек, Людвиг Карлович, а в толк взять не можешь, что наш булат уральский, исконно русский,— усмехнулся дедушка Федот,— чужие премудрости русские умельцы не подсматривали. Сами с усами. А про Дамасские клинки наслышаны. Только, сдается мне, наши булатные клинки им не уступят.
Дедушка Федот натужно закашлялся…
— Старик, у нас такой мастер в Германии, как ты, уважаемый человек, свое дело имеет.
— Да мастер-то я обыкновенный, деда Данилу за пояс не заткну. А деньги мне уже и ни к чему, помирать собрался. Ступай, немец.
— Постой, старик, не умирай,— вскочил Штифке,— я оплачу врача, лекарства.
Прошептал что-то дедушка Федот, улыбнулся и затих.
Попятился немец, стукнулся затылком о низкую притолоку, ругнулся по-своему и ушел восвояси.
Прошел месяц. Услышал о дедушкином подарке генерал-губернатор и по пути из Уфы в Петербург решил завернуть в Златоуст, посмотреть на поющую саблю.
Отворили сторожа дверь. Прошел генерал-губернатор к сейфу, а в нем пусто. Сабля исчезла.
Рассердился генерал-губернатор. Приказал саблю разыскать, а вора наказать.
Тут слушок кто-то пустил, будто Маркел Изотов к пропаже руку приложил.
