В погоне за ангелом - [8]

Он заворчал.

— Тогда ничего не получишь.

Кот перестал ворчать.

Я снял центральную секцию перил, идущих вдоль всей веранды, сел на край и открыл первую банку. С моей веранды виден длинный извивающийся каньон, который постепенно расширяется и заканчивается Голливудом. Я люблю здесь сидеть, свесив ноги, пить что-нибудь эдакое и думать о самых разных вещах. До склона внизу около тридцати футов, но мне это нравится. Я люблю высоту. Иногда появляются ястребы, которые парят над каньоном и смогом. Они тоже любят высоту.

Я потягивал пиво, размышляя о Брэдли и Шейле, и Джиллиан Беккер, и Малькольме Деннинге. Брэдли наверняка удобно устроился в салоне первого класса и диктует Джиллиан Беккер какие-нибудь важные вещи, а она их записывает и кивает. Шейла, вероятно, сейчас на теннисном корте, причем постоянно наклоняется, чтобы продемонстрировать Хэтчеру симпатичную попку, и время от времени вскрикивает: «Bay, шнурки проклятые!» Малькольм Деннинг смотрит на фотографии своих детей и жены, команду Малой лиги и спрашивает себя, когда все это полетит к чертям собачьим.

— Ты замечал, что иногда плохие парни оказываются лучше хороших? — спросил я кота.

Кот выполз из-под гриля и принюхался к моему пиву. Я налил ему немного на пол и, когда он начал лакать, дотронулся до его спины. Она была очень мягкой.

Иногда он кусается, но не всегда.

4

На следующее утро меня разбудили яркие лучи летнего солнца, проникшие внутрь сквозь большой застекленный треугольник в задней части. Кот свернулся калачиком на кровати рядом со мной. В его пыльной шерсти застряли кусочки листьев, пахло от него эвкалиптом.

Я выбрался из кровати, надел шорты и, спустившись вниз, открыл раздвижные стеклянные двери, чтобы впустить в дом свежий воздух, а сам отправился в гостиную и включил телевизор. Новости. Я переключился на другой канал. Рокки и Бульвинкль.[8]

Наверху послышался какой-то шум, и вскоре появился мой кот. Бульвинкль сказал: «У меня в рукаве ничего нет!» и в доказательство своих слов закатал рукав. Рокки вскричал: «О нет! Только не это!» и начал выписывать круги под потолком. Кот запрыгнул на диван и принялся за ними следить. «Приключения Рокки и Бульвинкля» — его любимое шоу.

Я вышел на веранду и сделал двенадцать «солнечных салютов», чтобы немного размяться. Потом упражнения для шеи, плеч и спины, затем «позу кобры», за ней «позу саранчи», и вот я уже начал потеть. В доме мистер Пибоди и Шерман[9] настраивали машину времени, чтобы попасть в древнюю Месопотамию. Я принял «позу павлина», вытянув назад ноги, и держал ее до тех пор, пока спина не начала жалобно стонать, а пот — оставлять темные пятна на полу. Тогда я перешел к тхэквондо, ката «дракон», потом «журавль», и вскоре пот уже заливал мне глаза, мышцы не слушались, а нервы отказывались передавать сигналы куда следует. Я чувствовал себя на миллион баксов. Эндорфиновый рай. Да, мои клиенты не слишком хороши. Да, жизнь не слишком хороша. Да, быть частным детективом не слишком хорошо. Но я всегда могу заказать новые визитки, на которых будет написано: «Элвис Коул, совершенный детектив».

Через сорок минут я выбрался на Голливудское шоссе и, чувствуя себя просто великолепно, поехал на юго-восток в сторону центра Лос-Анджелеса и Маленького Токио. Ах, совершенство! Оно дарит утешение в трудные минуты.

Я миновал перекресток на Пасадену и по Бродвею выехал в центр города. Центр Лос-Анджелеса — это грязные городские улицы, прилепившиеся друг к другу небоскребы и городская вонь. Мужчины, которые здесь работают, носят костюмы, а женщины — туфли на высоких каблуках, и почти у всех в руках зонты, словно вот-вот пойдет дождь. Центр Лос-Анджелеса совсем не похож на Лос-Анджелес. Он скорее напоминает Чикаго, Бостон, Детройт или Манхэттен. Он похож на какое-то другое место, которое пришло в гости и решило остаться. Может быть, в один прекрасный день над ним поставят купол и начнут брать деньги за вход. Тогда ему можно будет дать новое название: Банальный край.

Я доехал по Бродвею до Первой улицы, свернул налево и через два квартала оказался в Маленьком Токио.

Дома здесь старые, в основном из кирпича или камня, но в хорошем состоянии, а улицы чистые. Перед одними лавками висят бумажные фонарики, перед другими — красно-зелено-желто-голубые ветровые конусы, а все вывески на японском. На тротуарах было полно народу. Лето — туристский сезон, и большинство прохожих — как европейцы, так и японцы — были вооружены «никонами» или «пентаксами». Группа итальянских моряков, остановившихся на углу, улыбалась девушкам в кимоно, улыбавшимся в ответ. У одного из моряков в руках был мешок из «Диснейленда» с Микки-Маусом на боку. Сувениры из далекой страны.

Контора по импорту Нобу Ишиды оказалась ровно там, где и сказал Малькольм Деннинг, в старом здании на Ки-стрит между рыбным рынком и книжным магазином, торговавшим книгами на японском языке. На улице перед ней стоял гриль якитори.[10]

Я проехал мимо конторы Ишиды, припарковался перед одной из сувенирных лавок, открытых специально для жителей Кливленда, и пешком вернулся назад. На двери висел маленький колокольчик, звякнувший, когда я вошел. Внутри, в дальней части конторы, за двумя столами сидели трое мужчин. Все было завалено коробками и заставлено металлическими стеллажами. На витрине красовались главным образом безвкусные лаковые шкатулки, миниатюрные пагоды и драконы, ужасно похожие на Баркли из «Улицы Сезам».