В подвалах отеля Мажестик - [6]

Вся эта торопливая суета, с виду такая сложная, в сущности, была довольно проста. Большой ресторан отеля, где в этот час, вероятно, завтракало человек двести-триста, находился как раз над кухней, и большинство заказов отправляли именно туда. Всякий раз, как клетка подъемника спускалась, сверху доносились неясные звуки музыки.

Некоторые клиенты, однако, ели у себя в номере, и для их обслуживания имелся на каждом этаже коридорный. На одном уровне с подвальными помещениями находилась закусочная, которая с пяти часов вечера превращалась в дансинг.

За телом приехали из судебно-медицинской экспертизы и два специалиста из отдела криминалистики, которые, вооружившись сильными лампами и фотоаппаратами, с полчаса исследовали шкаф № 89, пытаясь обнаружить отпечатки пальцев.

Все это, казалось, не интересовало Мегрэ. Разве ему не сообщат результаты, когда он потребует?

Со стороны могло показаться, что он лишь из любопытства знакомится с тем, как поставлено дело в прославленном отеле. Он поднялся по узкой лестнице, отворил и тотчас же закрыл дверь на первой площадке, так как очутился в большом, шумном зале ресторана, где стоял гул от разговоров, звяканья вилок и звуков музыки.

Он поднялся выше. Коридор, бесчисленные нумерованные двери, бесконечная ковровая дорожка красного цвета.

В сущности говоря, каждый клиент мог спуститься в подвал по черной лестнице. Так же было и со служебным входом на улице Понтье. Вращающуюся дверь парадного подъезда с Елисейских полей стерегли два шофера, швейцар и рассыльные, но любой прохожий мог проникнуть в «Мажестик» через служебный вход, и, вероятно, никого не встревожило бы его появление.

Та же история и в большинстве театров, которые строго охраняются с одной стороны, но открыты, как ветряные мельницы, со стороны артистического подъезда.

Время от времени в раздевальню входили люди в белых куртках. Вскоре они выходили оттуда хорошо одетые, со шляпой на голове.

Сменялись бригады. Шеф-повар отправился вздремнуть в задней комнате, как это бывало всегда между горячкой в часы завтрака и горячкой, начинавшейся в обеденное время.

В четыре часа дня послышалась музыка, на этот раз громкая, звучавшая близко — в соседнем помещении дансинга. Проспер Донж с удрученным видом заваривал чай в выстроенных рядами маленьких чайниках, наливал сливки в микроскопические молочники, потом подходил к стеклянной перегородке и тревожно поглядывал на Мегрэ.

В пять часов ушли три его помощницы, их заменили две другие. В шесть часов он отнес счетоводу Рамюэлю груду талонов и какой-то список — вероятно, итог отпущенного из кафетерия. Затем тоже направился в раздевальню, вышел из нее в своем обычном костюме, взял велосипед, который успел починить ему рассыльный.

На дворе уже стемнело. На улице Понтье было людно и шумно. Лавируя между такси и автобусами, Проспер Донж двинулся к Елисейским полям. Не доезжая до площади Этуаль, он вдруг повернул обратно, возвратился на улицу Понтье, вошел в магазин, торговавший радиоприемниками и телевизорами, и заплатил в кассу триста франков с небольшим — месячный взнос за купленный в рассрочку приемник.

Снова Елисейские поля. Затем, без всякого перехода, величественное спокойствие авеню Фош, бесшумно проезжавшие, словно скользившие автомобили. Проспер Донж не спеша нажимал на педали, как человек, которому предстоит еще долгий путь, как добропорядочный обыватель, который каждый день в один и тот же час проезжает по той же дороге. Сзади послышался голос:

— Вы не возражаете, господин Донж, если я немного провожу вас?

Донж затормозил так резко, что дернулся в сторону и чуть не задел велосипед Мегрэ. Ведь рядом с ним ехал Мегрэ на слишком маленьком для него велосипеде, который он взял на время у рассыльного отеля «Мажестик».

— Не понимаю, — продолжал Мегрэ, — почему все, живущие в пригородах, не ездят на велосипедах. Это куда здоровее и приятнее, чем поездки в автобусах или на трамваях!..

Они въехали в Булонский лес. Вскоре перед ними заблестели отражавшиеся в озере электрические фонари.

— Вы были так заняты весь день, что я не решился побеспокоить вас на работе…

Мегрэ равномерно, как опытный велосипедист, нажимал на педали. Время от времени слышалось тихое пощелкивание заднего колеса.

— Вы не знаете, чем занимался Жан Рамюэль до того, как поступил в «Мажестик»?

— Служил счетоводом в банке… В банке Атума на улице Комартен…

— Гм-м… Банк Атума… Хорошего мало… Какая-то странная физиономия у этого Рамюэля… Лживая какая-то. Верно?

— Он очень болезненный человек, — тихо сказал Проспер Донж.

— Осторожнее… Вы заехали на тротуар… Я хотел бы задать один вопрос, боюсь только, что вы сочтете его неделикатным… Вы буфетчик в кафетерии… Хорошо. И вот я думаю: что за случай привел вас к такой профессии?.. Поймите меня… У меня сложилось впечатление, что вы занимаетесь этим делом отнюдь не по призванию; ведь в юности, в шестнадцать-семнадцать лет, человек не говорит себе: «Я стану буфетчиком в кафетерии…» Осторожнее!.. Если вы будете так шарахаться в сторону, вас собьет машина. Что вы сказали?

Донж унылым голосом объяснил, что он подкидыш, был отдан из воспитательного дома в семью фермера, арендовавшего землю в окрестностях Витриле-Франсуа, жил там до пятнадцати лет. Потом ушел в город, нашел себе место в кафе — сначала рассыльного, а потом официанта.