В плену Левиафана - [104]

Но клеймо, даже если оно и было, уничтожено временем; доски рассохлись и стрелкового оружия нет и в помине. Ящики набиты каким-то тряпьем. Но прежде чем сунуть нос в ящики, Алекс займется еще одной дверью — в самой дальней к «Левиафану» стене.

В отличие от ящиков, дверь была новехонькой, металлической, с округлыми краями и запирающим механизмом в виде ручного колеса, — и Алекс на мгновение почувствовал себя на борту подводной лодки. По здравом размышлении, он и находится на импровизированной, залегшей на дно подлодке, к тому же обесточенной и лишенной возможности двигаться. Выход на поверхность проблематичен и сопряжен с риском, но оставаться еще хуже, еще опаснее. Приблизившись к двери, Алекс осторожно взялся за колесо и потянул на себя: дверь была не заперта и легко поддалась.

Вот чему улыбался гений коммуникаций Игнасио — тоннелю, пробитому в скалах!

Примерно такой тоннель пытался соорудить Алекс несколько часов назад: достаточно просторный, чтобы по нему, не нагибаясь, мог пройти человек. Тоннель был абсолютно прямым, во всяком случае, «Mag-Lite» прошил его насквозь (насколько хватило луча), нигде не натыкаясь на препятствия. Те же неработающие аварийные лампочки в сетках, та же протянутая по стенам электропроводка, к которой добавился еще и толстый кабель неизвестного предназначения.

— Эй! — крикнул Алекс в темноту, и его одинокий слабый крик прокатился по трубе, многократно усилившись и отскакивая от стен. — Лео! Кьяра!..

Как бы он хотел услышать ответный крик — «Алекс, мы здесь!», пусть и едва слышный. Это означало бы, что одиночество закончилось. Но тоннель швырнул ему обратно оба имени и успокоился. Почти успокоился, если не считать шорохов и резких постукиваний, словно кто-то бросал камешки на дно жестянки. В этих звуках не было определенной системы и в послание они не складывались, насколько мог судить знаток азбуки Морзе Алекс. Никто не звал его на помощь, никто не предупреждал об опасности, это просто горы пытаются говорить с Алексом на понятном только им языке.

Просто горы — и все.

…При ближайшем рассмотрении тряпье в ящиках оказалось аккуратно сложенной военной формой: полушубки, гимнастерки, тяжелые ватные штаны. Форма была далеко не новой, и больше всего Алекс опасался, что она распадется в руках, разлезется на нитки. Но и полушубок, и штаны, на глаз выбранные им как подходящие по размеру, оказались крепкими. Запах — совсем другое дело. От одежды тащило затхлостью и прелью и еще чем-то неприятным — вроде химического реагента. К тому же она слишком тяжела и почти наверняка лишит Алекса прежней маневренности. Но выбирать в его случае не приходится, уж лучше на время стать неуклюжим, чем замерзнуть насмерть.

Он натянул форменные штаны прямо на джинсы, а полушубок — на куртку Лео и сразу почувствовал, как по телу разливается тепло. В идеале не хватало лишь перчаток, теплой шапки и снайперской винтовки. Или автомата, из которого можно разить врагов наповал. Но в дальнем углу одного из ящиков нашлись только меховые рукавицы. Что ж, это даже к лучшему. Теперь он точно не замерзнет, пока будет осматривать тоннель. Что ждет его впереди, Алекс не знает, но хорошо знает, что осталось позади.

Мрачный и совсем негостеприимный «Левиафан». Мертвый Джан-Франко. Мертвые альпийские стрелки и все те, кто умерли много позже и совсем не в горах; мертвая кошка Даджи — конечно же, она давно мертва, кошачья жизнь несопоставима по длине с человеческой (даже если речь идет о насильно прерванной жизни юного Тулио Амати). Ретропоездов на Каттолику больше не существует, как не существует вещей, в которые они были переплавлены. Разве что где-нибудь, в медвежьем углу типа К., сыщутся остовы вагонов с логотипом TTM-KIT[19]; они оборудованы под теплицы и в них неплохо смотрятся туберозы, олеандры и кабачки цукини. Монструозная русалка тоже, по всей видимости, умерла, не выдержав испытания сушей, — список мертвецов можно множить и множить. И лишь в приложении к основному списку, набранный самым мелким шрифтом, значится Сэб.

Не живой и не мертвый.

Воспоминание о Сэбе вызывает в Алексе неприятное сосущее чувство: он бросил беспомощного человека совершенно одного, нимало не заботясь о том, как тот переживет холод и тьму. Она наступит, когда догорит последняя свеча, а Сэб не способен даже подняться и набросить на себя что-то теплое. Он не способен одолеть лестничный пролет и разжечь камин. Его кончина — всего лишь вопрос времени, очень короткого, и Алекс этому поспособствовал, хоть и косвенно… Да нет же! Во всем виноват Лео! Виноват изначально, это он приволок беспомощного калеку-брата на вершину! А Алекс и не думал бросать Сэба, он просто спустился в подвал в твердой уверенности, что вернется. И не его вина, что путь в «Левиафан» оказался отрезан. Не он запер дверь! Возможно, тот, кто запер ее, лучше позаботится о Сэбе… если это — не сам Сэб.

Так убеждает себя Алекс, но сосущая тоска не проходит. Человек, сыгравший с ним злую шутку, вполне мог оказаться убийцей Джан-Франко. Непонятно только, почему он не прикончил Алекса раньше — когда тот спал у камина или был так увлечен рытьем снежного тоннеля, что ничего вокруг не замечал. Одного выстрела в спину было бы достаточно, одного удара ножом; судя по ране на шее Джан-Франко, с ножом убийца обращается отменно и вовсе не склонен к рефлексиям. Но он предпочел совсем другой путь: просто закрыл Алекса в подвале, как нашкодившего ребенка. Знал ли убийца, что из подвала существует другой выход? Если нет, то допущена оплошность и Алекс может только порадоваться за себя: ему повезло, шансы выбраться из «Левиафана» живым возросли многократно.