В паутине южной ночи - [42]

Именно с того момента у супругов и стали возникать разногласия. Они, конечно, были и раньше, но тогда Денис всегда стремился урегулировать конфликт, как говорят в официальных сводках новостей. Он шел на уступки первый, ведь у Эммы всегда был козырь — ее слезы.

Денис не выносил женских слез, и жена это знала. И беззастенчиво этим пользовалась. Не часто, конечно, чтобы муж не привык, но все же с завидной периодичностью.

Когда Борис наконец открыл свой автосервис, у Дениса отлегло от сердца. Он был уверен, что уж теперь-то Эмма прекратит давать брату деньги, выкраиваемые из семейного бюджета. Но он ошибся.

Выяснилось это случайно. Как-то Денис нечаянно задел фарфоровую вазу, она упала, и от нее отлетел маленький кусочек. Денис быстро приклеил его на место, опасаясь гнева жены, ведь она уверяла, что мейсен-ский фарфор — очень дорогой и ценный.

Пока он клеил злосчастную вазу и чертыхался про себя, что испортил предмет искусства, случайно заметил на дне вазы небольшое клеймо.

«Дулево», было написано там. Значит, ваза была дулевского фарфора, а вовсе не германского Мейсена.

Денис не помнил, чтобы жена покупала вазу отечественного производства, поэтому схватил свою опись. Так и есть, этой дулевской фарфоровой вазы в ней не было. В последнее время все вещи проходили через руки Дениса, он контролировал Эмму. Как же так получилось, что жена приобрела эту вещь в тайне от Дениса? К тому же вряд ли этот предмет очень ценен, чтобы его покупку скрывать! И где же тогда мейсенская ваза?

Очень скоро Денис понял, что Эмма нашла новый способ обманывать его. Он же не делал фотографии вещей, он был не настолько искушен и изощрен! Он всего лишь составил опись, чтобы знать, сколько предметов в его доме и что они собой представляют! Если бы не этот досадный инцидент, он никогда бы не заметил, что мейсенской вазы нет, потому что плохо помнил, как она выглядит. Получалось, что Эмма подменяла действительно дорогие вещи на похожие, но имеющие гораздо меньшую стоимость. Для нее было главным — сохранить количество предметов и некоторое их соответствие описи. То есть если была фарфоровая ваза, то и нужно ее заменить фарфоровой.

Денис был так взбешен, что стал проверять все, что было в доме, и обнаружил еще несколько подмен. Вероятно, Эмма совсем недавно стала этим заниматься…

В тот вечер он был готов запереть жену в квартире и выпускать только под конвоем. Почему так случилось? Он же любит ее, для чего она ему врет?

И тут ему пришла в голову мысль, что Эмма могла завести любовника и содержать его. Впрочем, он вскоре отмел это предположение. Жена была слишком холодна, чтобы искать страсти на стороне. У нее была только одна живая страсть — это собственный брат. Ради Бориса она могла бы разбиться в лепешку, и Денис не сомневался, что именно Эленбергу достается разница, которую Эмма выручает от продажи предмета искусства и покупки дешевой замены.

Он долго думал, что же делать, ломал себе голову, как избежать утечки денег, а вскоре его студия начала тонуть. Вполне возможно, что по его собственной вине. Ведь он столько времени уделял домашним неурядицам, что не разглядел вовремя проблем в фирме. Потом он отказался купить для Эммы севрскую шкатулку. Но она так и не поняла, что дела действительно плохи. Или не поверила ему. Или ей попросту было наплевать на дела мужа.

Ему было особенно обидно, когда Эмма отказалась продать магазин, чтобы помочь ему. И это после того, как он содержал жену и ее брата, практически ни в чем не отказывал?

Денис до сих пор не мог понять, почему он так долго думал о том, что делать с воровством Эммы — а иначе это и нельзя было назвать, а мысль о разводе не приходила ему в голову. Неужели он настолько сильно любил Эмму, что не хотел ее терять ни за что, даже зная, что она предает его, вытягивает из него все деньги? Или это она внушила ему мысль о том, что она ему так дорога?

Денис в этом так и не разобрался.

Зато он точно знал, что в данный момент входит в свой двадцать четвертый номер в санатории не один, а в сопровождении самой лучшей женщины на свете! Правда, она уже начала выказывать нетерпение, пока он пытался отогнать от себя воспоминания об Эмме, пришедшие так некстати. Но от этого не перестала быть самой лучшей женщиной на свете!

Куропаткин шел по длинному коридору санатория. Навстречу ему попалась горничная в белоснежном переднике, и почему-то она показалась ему какой-то странной, необычной. Впрочем, может быть, они знакомы или виделись, и он запомнил ее. Ведь одно из Убийств произошло в этом санатории, только не на этом, а на третьем этаже, и Куропаткин опрашивал персонал и соседей убитого.

Он нашел номер Корнилова и постучал в дверь. За дверью было тихо. Капитан постучал громче. Через минуту дверь нехотя распахнулась, и из-за нее выглянул недовольный Корнилов. Он был взъерошен, а губы перепачканы в красной помаде. Куропаткин отчего-то почувствовал к нему сильную неприязнь. Подумать только, недавно похоронил жену, а уже приволок в номер какую-то женщину… Пытаясь справиться с раздражением, он сказал:

— Мы можем с вами поговорить?

— Сейчас? — удивился Корнилов.