В паутине южной ночи - [22]

— А вы всегда верите в то, что написано в газетах? — поинтересовался он у Дениса.

— Нет, только когда про трупы пишут, — снова улыбнулся тот. — И не забывайте, я мог стать четвертым…

— Это не факт, что на вас напал именно тот, кто убил предыдущих трех… — начал Куропаткин.

Он замолчал. Было кое-что, о чем он говорить Корнилову не имел права. Результаты экспертизы по всем убитым показали, что все они перед смертью имели близость с женщиной. Из чего следовало, что убийцей могла быть женщина. Возможно, это месть. Но не ограбление. Потому что в номерах погибших не взяли ни деньги, ни ценные вещи, ни паспорта, по которым и были установлены их личности.

Булыгин работал со свидетелями, но пока что ни одного очевидца трагедий не было найдено. Такое чувство, будто убийца был невидимкой. Но он не был невидимкой! А если это вдобавок была женщина, то она просто не могла уйти незамеченной! Либо горничная, либо кто-то из персонала или отдыхающих непременно должны были бы увидеть ее входящей или выходящей из номера погибшего! Куропаткин не имел права разглашать эти сведения, но он был искренне благодарен Денису за его предложение.

— Думаю, в этом нет нужды, — вздохнул он. — Будьте осторожны и внимательны и постарайтесь не выходить из санатория сегодня и завтра вечером. Ведь послезавтра утром ваш поезд?

— Да, — кивнул Корнилов. — В обед…

Он был разочарован. Думал, что сумеет оказать сочинской милиции неоценимую услугу, а его щедрый подарок не приняли, он оказался не нужен.

— Всего доброго, — попрощался Куропаткин и пожал руку Денису.

Тот уже поднялся и направился к двери, как вдруг в кабинет влетел Булыгин.

— Есть! — заорал он с порога.

— Свидетель? — обрадовался капитан.

— Нет, еще один труп. Борис Эленберг, гражданин Германии, и в том же самом месте, представляете?!

Куропаткин наблюдал за ней с восхищением. Она была настолько потрясающей, что казалась ненастоящей. Он думал, что она — картина, как те, которые она сейчас разглядывает. И что вот он закроет глаза, а когда их откроет, окажется, что все это время он просто смотрел на портрет красавицы и мечтал, что она — живая, вместе с ним бродит по картинной галерее.

Он и вправду зажмурился, а когда открыл глаза, она все так же стояла рядом, с интересом взирая на картину Ренуара «Большие купальщицы».

Она была живая, теплая, умопомрачительная, до нее можно дотронуться, если протянуть руку. Куропаткин подавил в себе это желание. Если он дотронется до нее, почувствует ее великолепное тело, шелковистую кожу, то уже не сможет отпустить ее… Эта женщина была создана для любви, для того, чтобы мужчины теряли голову при виде ее. Она вся — от макушки до маленьких мизинцев на ногах — была совершенна.

Куропаткин никогда не видел совершенных женщин. И никогда еще ни одну женщину он не хотел с такой силой. Ему нужна была эта женщина, нужна для того, чтобы понять, что чудеса бывают. Для того, чтобы наконец до него дошло, что жизнь — это не только работа и семья. Жизнь — она многообразна, и прекрасна, и удивительна, и приносит что-то новое каждый день, надо только не лениться это замечать.

— Боже, какая красота, — заметила женщина, и он вздрогнул от ее грудного голоса, который словно пронизывал его.

Еще хорошо, что в галерее почти не было народа. Отдыхающие на море редко посещают музеи, в основном все лениво валяются на пляже и потягивают пиво.

Иначе Куропаткин готов был бы драться с каждым, кто посмотрит на нее, кто подойдет… Он и так еле выдержал, пока они шли к галерее. Почти все прохожие оборачивались, чтобы посмотреть на нее, и его это бесило. Она должна принадлежать только ему, пусть хотя бы в его мечтах. А делить ее с этими похотливыми самцами он не хочет.

— Эту картину Ренуар писал три года, — справившись с волнением, произнес он. — Он создал ее после поездки в Италию, что явилось причиной изменения его манеры письма. Писсарро плохо принял эту картину, но он был единственным, кто так о ней отозвался, — улыбнулся следователь, разглядывая беспечных нежных обнаженных женщин на картине. — Ренуар изучал Энгра во время написания этого полотна, и поэтому влияние французского классициста здесь также заметно.

— О, да вы — знаток живописи, — оценила она, и сердце следователя приятно екнуло, ухнуло и покатилось куда-то вниз. Стараясь отвлечься от ее нежной шеи и золотистого за-витка на ней, он быстро продолжил:

— У Ренуара есть серия о купальщицах, там и «Купальщица, вытирающая ноги», и знаменитые «Купальщицы», которые он написал незадолго до смерти. Представляете, Анжела, у художника был артрит, и держать кисти стало невозможно. Он привязывал кисть к руке, чтобы работать! Но это никак не повлияло ни на чувство цвета, ни на мастерство художника, — мягко закончил он, вглядываясь в картину.

— Откуда вы все это знаете? — удивилась она, повернувшись к нему анфас.

Нежный овал тонкого лица, чуть миндалевидные глаза, пухлые губы, четко очерченные, безукоризненный подбородок, шея, про которую говорят — лебединая…

Ему не хотелось говорить, что перед тем, как стать милиционером, он учился в художественной школе. Ему казалось, что она разочаруется в нем, если узнает об этом. И поэтому он продолжил бормотать, словно отвечая на уроке: