В паутине Матильды - [12]

– Да, – вынужден согласиться я.

Полицейские разобрали трубы, обнюхали всю раковину, обшарили с лупой весь пол, но не нашли ни единого следа крови. Они уверены, что Матильда убила, но не могут сказать, как она это сделала.

Четыре часа. Сара настаивает, чтобы мы прикончили бутылку. Вик дремлет. Габи, бледный, похрапывает рядом с телефоном. Я заметил немного сотэ около телефона.

– Сегодня суббота, ты можешь поспать подольше, – шепчет мне Сара.

– Надо бы проводить Габи.

– Брось, пусть он лучше спит здесь. Ты же видел его физиономию.

Ее замечание не лишено смысла… Несмотря на коньяк, я все еще на ногах. Сара совсем близко. Мы в коридоре. Я слишком много выпил. Сара мне нравится. Моя рука ласкает полоску белой кожи, потом поднимается к большим, слегка обвислым грудям.

– Не здесь, разбудишь ребенка, – говорит Сара.

Мысли застопорились. Мы на лестничной площадке. Сара закрывает за собой дверь.

– Иди, – говорит она низким, влекущим голосом.

Пахнет вином и дорогим табаком. Ее глаза похожи на неподвижных светлячков. Мы входим в клетушку, где уборщица хранит свою утварь. Сара делает со мной что хочет. Ее руки расстегивают мой ремень. Закрываю глаза. Пахнет мылом.

– Быстрее, – говорит Сара, снимая плавки.

Я ни на что не способен. Перед глазами только Лена. Сара упирается ногами в створки дверей и шепчет мне на ухо:

– Иди сюда…

Иду. И все забываю. Погружаюсь в нее. Неустойчивый шкаф вот-вот рухнет, но мне все же что-то удается. Мой член горит. Он прямой и напряженный. Я должен замедлить момент извержения. Сара кусает мне ладонь. Зарываюсь в ее черную густую шевелюру. Совокупление отверженных и обманутых. Член выскакивает, мне трудно снова попасть…

Она шепчет:

– Давай снова…

Нервничаю. Боюсь, что ничего не получится.

– Сара, прости меня.

Я ослабеваю. Все течет у нее по животу.

Сара вздыхает:

– Ничего страшного…

Она одевается, тихо открывает дверь и исчезает. Я остаюсь в шкафу еще четверть часа. Не двигаясь.

Матильда ждет меня над «Минителем». Не спит. Как моя мать раньше. У нее недовольный вид. Чувствую, что она немного ревнует.

VII

На лакированных ботинках мэтра Куртеманша по золотой цепочке. Итальянские ботинки на тонкой кожаной подошве. Они должны стоить что-то около тысячи франков. Красно-розово-зеленые носки морщатся гармошкой. Он закидывает ногу на ногу и машинально вытирает запачканный носок ботинка о свои брюки цвета морской волны. Отутюженный костюм, брюки с безупречной складкой. Холеный и юркий. У себя за спиной он повесил между фотографией генерала де Голля и сине-бело-красным флагом серию статей, появившихся недавно в прессе. Подчеркнул желтым цветом места, где говорится о его процессах. В течение десяти минут он разговаривает по телефону со своей клиенткой:

– И все же, я думаю, мы можем прийти к согласию. Для этого следует предъявить иск в размере полутора тысяч франков. Таково правило.

Бракоразводный процесс. Клиентка хочет вытянуть деньги у своего супруга. Всего лишь. Не задушить. А Куртеманш хотел бы поднять свои тарифы. Довольно деликатное дело, чтобы обсуждать его при мне. Я спрашиваю, может, мне выйти, но он останавливает:

– Нет, прошу вас, останьтесь.

У Куртеманша хитроватое личико преждевременно состарившегося ребенка. Седые волосы зачесаны назад, круглые очки.

Я приехал в Париж, готовый к схватке со львом. Но здесь, усевшись в кресле, после трехдневных скачек по адвокатам Матильды чувствую себя перегоревшим. Она сменила тридцать адвокатов за пять лет. Отвергла тех, кто пытался ее обхитрить. Некоторых она возвращала, потом снова прогоняла. Она пропускала их по очереди через свою камеру. От самых знаменитых, фотографии которых постоянно появляются в «Пари-Стар», до самых никчемных, тех, что приглашают редакционных секретарш пообедать в ресторан, но из экономии пьют там только воду. Все к ее услугам.

– Здравствуйте, мадам Виссембург. Я – мэтр Шевалье, защитник невиновных.

– Да, я вас знаю. Вы можете вызволить меня отсюда?

– Несомненно. Это будет стоить вам пятьсот тысяч авансом, насчет остальной оплаты определимся потом.

– Вы так уверены в своих силах?

– Положитесь на меня, мадам. Скажите, что вы невиновны, я же позабочусь об остальном.

Матильда доверяла им. Затем она видела их ядовитые улыбки на снимках в газетах, читала их заявления. Она нервничала, угрожала… Тем не менее самые хитрые все еще здесь, исходят слюной, пресмыкаются. Им надо любой ценой сохранить доверие Матильды до самого суда. А потом? Что потом? Пусть подыхает. Но Матильда остается здравой и непоколебимой.

В клане ее последних защитников каждый играл свою роль: носильщик, наперсник, штрафник, весельчак, красавчик. Матильда выбрала Куртеманша, прочитав заметку в «Репюбликен». Он клеймил загнивающую юстицию и коррумпированные магистраты. Ей это понравилось. Куртеманш гордился своим участием в процессе. Это его самое красивое дело. Он встретил меня любезной улыбочкой.

– Мсье Брюне, я ждал вас.

– Я не Брюне.

– Простите, вы работаете на телевидении?

– Нет, я пишу книгу о Матильде.

– А, вы приехали из провинции?

Для него все, что за пределами Парижа, – пустыня, болото. Я терпеливо прождал его целый час. До меня он принимал двух клиентов. В ожидании я стрельнул сигарету у его секретарши, крупной блондинки в очках с двойными стеклами. Она курит только с ментолом. Носит ажурные чулки. Имя соответствует имиджу. Шанталь. Пытаюсь втянуть ее в разговор, но она тут же отсылает меня на место. У нее замедленные движения и хриплый голос. Тяжело вздыхает при каждом телефонном звонке. Ни «спасибо», ни «здравствуйте», ни «до свидания». На всех клиентов смотрит как сторож в общественном туалете.