В паутине дней - [10]

– Присядьте, мисс Сноу.

Немного смущенная, я села на низкий стульчик подальше и от камина, и от Сент-Клера Ле Гранда. Надо сказать, я была несколько рассержена. Я оказалась свидетелем того, что по этой комнате проносились какие-то подводные течения семейных разногласий, и я осудила манеры хозяев этого дома, которых не волновало мнение постороннего человека о них. Но я поняла еще кое-что. Если Сент-Клер Ле Гранд до сих пор игнорировал меня, то теперь этому пришел конец. Сейчас его бесстрастные глаза были нацелены прямо на меня, и мне казалось, что он пытался проникнуть в мои мысли и скрытый за безжизненной маской проницательный ум старается оценить все мои недостатки и слабости и, взвесив, разложить их по полочкам.

Негромкий частый стук нарушил тишину. Я увидела, что это миссис Ле Гранд безостановочно стучит маленькой ножкой.

– Я скажу Вину, чтобы он принес бренди, Сент?

– спросила она. А потом мы поговорим о Руперте… Он продолжал стоять, облокотившись на каминную доску, глаза его были полузакрыты.

– Ты можешь пойти к себе, Лорели…

Она повернула к нему голову каким-то механическим движением, словно та держалась на проволочках.

– Но Руперт, – нерешительно проговорила она. Его голос перекрыл ее слова и мягко оборвал на полуслове:

– Доброй ночи, Лорели.

Она сидела так прямо и неподвижно, что я решила – сейчас она запротестует. Вызов читался в каждой линии ее напряженной фигуры, а отрешенный взгляд смотрел в пространство. Но вдруг то ли потому, что она и не собиралась настаивать, то ли уже не надеялась на победу, но она уступила и, поднявшись, порхнула мимо меня к двери.

– Доброй ночи, мисс Сноу.

– Спокойной ночи, миссис Ле Гранд.

Она поднималась по лестнице, шлейф ее платья волочился по ступеням, а тонкая рука плыла по перилам. На повороте она обернулась и взглянула назад, и если я когда-нибудь видела настоящее отчаяние в глазах женщины, то это было тогда.

– Доброй ночи, Сент, – позвала она, и мне послышалась мольба в ее голосе. В ответ он лишь слегка пожал плечами. Наконец мы увидели, как она поднялась по ступенькам, и кончик шлейфа скользнул вслед за ней по вытертому ковру.

Сент-Клер молча ждал, пока ее шаги не замерли в верхнем зале и резкий стук двери не сообщил о том, что она вошла в свою комнату. Но и после этого он продолжал стоять, томно облокотившись на камин. А поскольку мне нечего было сказать, я молчала, как и он.

Наконец он протянул:

– Что же вы молчите, мисс Сноу?

– Мне нечего сказать, сэр.

Он удивленно поднял брови:

– Как? Никаких рассказов о ваших способностях как гувернантки, заверений о том, что наилучшим образом сможете научить моего сына тому-то и тому-то?

– Все, что требуется, я изложила в письме.

– Вы хотите сказать, что, кроме этих рекомендаций, вы ничего не собираетесь добавить?

– Я сделаю все, что в моих силах, сэр.

– И не станете перечислять свои успехи на этом поприще? Приводить примеры, как отлично вы справлялись с детьми у мистера Такого-то и Такого-то?

– Зачем, сэр?

– Но на что я могу рассчитывать? Я нанимаю учительницу-янки в качестве гувернантки моего сына, а она преспокойно сидит у меня в гостиной и ничего не обещает.

– Я думаю, что учительницы-янки, как вы выражаетесь, ничем не отличаются от учительниц с Юга.

– Боже упаси. Если женщина с Юга знает, сколько дважды два, это событие.

– Неужели, сэр.

– Девушку на Юге с колыбели учат только одному.

– Чему же?

– Окрутить мужчину и выйти за него замуж. А вы, значит, – он приподнял веки и взглянул на меня, – получили более суровое образование, не так ли?

– Я выросла сиротой, сэр.

– Это мне известно. И вас учили зарабатывать себе на хлеб и кров…

– Совершенно верно.

– И еще готовить и убирать в доме, мыть посуду за кусок хлеба и ночлег…

– Да.

– И приходилось сносить насмешки и щелчки, я думаю.

– Напротив, со мной хорошо обращались.

– Хорошо обращались с вами? Янки?

– Сэр, вы, должно быть, как и ваш сын, думаете, что у янки растут рога и хвосты? Последние два года я служила в доме одного евангелического священника, где видела только доброту и уважение.

– Тогда почему же вы ушли оттуда?

– Потому что жена доктора Прентисса умерла.

– И он остался вдовцом?

– Да, сэр, с тремя маленькими детьми.

– И вы покинули его? – Он снова цинично усмехнулся. – Доктор Прентисс был стар?

– Нет, сэр, он еще довольно молодой человек.

– И он не просил вас остаться и заботиться о его осиротевших детках и утешать его одинокое сердце?

– Нет, сэр.

– Но почему? Ведь вы такая миловидная девушка.

– Вы не совсем верно все поняли…

– А что тут понимать? У молодого священника, недавно овдовевшего, живет в доме скромная, умелая, заботливая девушка. И он отпускает ее.

Меня рассердили эти насмешливые слова, произнесенные безразличным ленивым тоном.

– Я бы предпочла не обсуждать свои личные дела, сэр. Какие у вас будут указания насчет вашего сына?

Он снова прикрыл глаза тяжелыми веками. Лицо его было, если это только возможно, еще безжизненнее, чем прежде.

– Совсем немного, – протянул он. – Он испорченный мальчишка. Я хочу, чтобы вы привили ему дисциплину, как у янки, и немного здравого смысла.

– Я сделаю все, что смогу.

– Его мать чертовски избаловала его. – Его лицо потемнело. – Поэтому я и нанял вас. Чтобы вы стали стеной между ним и… Он помолчал и сурово посмотрел на меня. – Вы спокойны и сдержанны. Научите его быть таким же.