В пасти Дракона - [221]

Китайское сердце к справедливости чутко... Также и сердце маньчжурское.

Время идёт, дивятся побеждённые всё более. В окрестностях солдаты, их же земляки, появились. Первое что — своих же грабить начали. Что же русские? Они идут на защиту своих недавних врагов от разбойников.

Примечают бедняги всё.

Там, где нет импаней, солдат развели по обывательским домам. Дрожат хозяева: страшный враг в доме. А этот «страшный враг» суток не пробыл, а в хозяйской семье стал своим. Не ему хозяева служат, он им услужить старается... То воды натаскает, то дров, то, гляди-ка, с голопузыми китайскими ребятишками, как заботливая нянька, возится, играет — верно, свои пузыри приходят на память, и ради них чужие становятся дорогими.

Смотрят бедняки — дивуются. Где же враги-то? Пришли братья добрые. Нет зла на сердце у них.

Праздник там какой выдастся у русских, смотрят китайцы, собрались кучки солдат все одной роты. Откуда ни возьмись гармоника, а не то самодельная балалайка. «Музицирует» усатый «кавалер», а у самого рожа от душевного восторга лопается, когда вдруг развеселившиеся товарищи в присядку пойдут... Шум, гам весёлый кругом, песни залихватские...

Где же тигры лютые; бессердечные? Нет их. Братья всё это добрые.

Смотрят побеждённые и верить не хотят, когда доходяг до них вести из несчастной столицы.

— Быть этого не может! — говорят они вестовщику. Сколько времени прошло, как живём вместе, кроме доброго, ничего не видали... Случилось тут как-то, угостился один из русских нашей рисовой водкой и обидел китайца... Так их же командир своего наказал за это престрого, а обиженного наградил. Вот они какие враги!

Но вестовщик стоит на своём.

— Да у вас кто здесь? — спрашивает он.

— Как кто? Враги!

— Русские?

— Русские!

— Вот в том-то и всё дело! А там европейцы: белые дьяволы. Пока русские в Пекине были, они сами никого не обижали и другим обижать не позволяли... Ушли они — и горе всем нам!

Только головами покачивают побеждённые, а вестовщик из несчастного Пекина продолжает речь.

Он рассказывает, что от самого Тонг-Ку и до священного Пекина, на том пути, по которому прошли европейцы и японцы, кумирни разорены и испражнениями загрязнены, все фанзы пусты, поля стоят неубранными; рассказывает, как во дворцах, куда ни один человек до того не смел иначе как босой и с опушённой головой входить, европейские солдаты в грязных сапожищах расхаживали; рассказывает, а сам слезами захлёбывается, как реками лилась кровь, а слушатели все недоверчиво качают головами.

— Отчего же у нас-то всё не так? — спрашивают они. — Вон в Мукдене их самый главный начальник солдат поставил, чтобы гробницы богдыханов охранять и чтобы этим выказать почёт нашим святыням...

И слышат они один ответ:

— Оттого, что это — русские.

— Но наши же их первые обидели, первые на них с оружием напали, по их городам стреляли, их земляков убивали...

— Так вот за это они наших солдат и потрепали, а с тем, кто мирный, русские не воюют и, кроме добра, ничего им не делают.

И всюду так, как рассказано: и в Мергеле, и в Цицикаре, и в Мукдене, и в Гирине...

К одному только, живя с русскими, не могли привыкнуть китайцы.

Вот что рассказывает по этому поводу один из южно-маньчжурских корреспондентов «Нового края».

«В Крещение, в городе Ляо-Яне были водосвятие и парад, в коем участвовало до тысячи человек и смотреть который высыпало чуть не всё туземное городское население.

Парад проводился на площади, и китайцы охватили его кольцом, образовав такую плотную толпу, что разве только какой-нибудь мандарин, как Гоголевский городничий в церкви, нашёл бы в ней место.

Парад произвёл громадное впечатление на китайцев, особенно крики «Ура!». Как только раздались первые раскаты клича, компактная масса китайцев отхлынула назад, и на лицах у многих показался испуг. Нужно было видеть этот момент, не поддающийся даже описанию. Последующие «ура» вызвали уже меньше эффекта, но всё-таки чисто рефлекторным движением толпа каждый раз подавалась назад».

Да разве на одних только китайцев производил такое впечатление этот могучий русский боевой клич?..

История сохранила не одно свидетельство того, что от русского «ура» бегали врассыпную и французы, и англичане, и турки, да и вся Европа, приходившая с Бонапартом в Москву.

Только народ русский не чета китайскому. Встряхнулся богатырь-исполин, и разлетелись прочь все жалкие мошки и паразиты, осмелившиеся нарушить его покой... Китайский! же народ не выказал достаточно силы для этого, и паразиты совсем крепко угнездились в его организме.

Но это ещё не значит, что делу конец.

Борьба белой и жёлтой рас только начинается. А чем она кончится этого сказать не сможет никакой пророк...

Однако, несмотря на то, что между русскими и мирным населением Маньчжурии установились самые дружеские отношения, что дзянь-дзюнь Мукдена не раз навещал Порт-Артур, где его везде встречали с подобающим его званию почётом, страна всё-таки была во власти террора.

Мы уже видели, что фудутун Синь-Дзинь-Тина обратился к русским с просьбой о помощи, и его просьба была не единственной в этом роде.

Разбежавшиеся после бесчисленных погромов китайские солдаты соединялись с хунхузами, образовывали шайки и всюду грабили своих земляков, разоряли деревни и города, так что в глазах мирного населения русские являлись его истинными защитниками и покровителями. Всюду начальников отрядов засыпали гражданские китайские власти просьбами о помощи против разбойников, и в большинстве случаев эти просьбы не оставались без удовлетворения.