В парке - [4]

На входе площадка посыпана гравием. Когда ступаешь по гравию, то из-под босоножек раздается такой звук, будто бы ты разом давишь бесчисленное количество насекомых. Мама Юдзи посмотрела в мою сторону, но даже не улыбнулась и не кивнула. Вчера, я точно помню, она мне улыбалась и махала рукой, хотя, может быть, это была не она, а мама Санаэ-тян. А кто это, интересно, рядом с мамой Тосихару и мамой Мами-тян? Какая-то незнакомая женщина в зеленом пальто на синтепоне. На площадке в парке мы либо сплетничаем о ком-то, либо обсуждаем детские болезни, жалуемся на мужа и свекровь, обмениваемся информацией о скидках-покупках и так далее.

Эта женщина с сайта знакомств, очень похожая на маму Юты, написала в графе «о себе», что ее хобби — цветоводство и садо-мазо. Интересно, она сама охаживает голого мужика плеткой или, наоборот, голый мужик радостно хлещет эту двадцатисемилетнюю домохозяйку? Вчера вечером, после того как мама Юты раскрыла мне свои планы насчет учебы в Бостоне, я рассказала об этом мужу. Мой муж работает заведующим мебельной секцией в одном из больших универмагов в Сайтаме. Он сидел с банкой пива на диване и читал вечернюю газету, а я была на кухне — стояла у плиты, жарила картофельные котлеты с креветками. Сын смотрел мультики по телевизору. В дверь позвонили, но я не могла отойти от плиты, потому что жарила котлеты. Звонок звенел, однако муж не собирался выходить в прихожую. Сын нажал пару раз на нужную кнопку на пульте управления и прибавил звук. В последнее время он научился здорово управляться с пультом; возраст такой — любит нажимать на кнопки, ничего тут не поделаешь. Я подумала, что можно было бы крикнуть что-нибудь, но я не знала что. В дверь продолжали звонить. Сын включил максимальную громкость. А муж продолжал пить пиво. Я пошла было в прихожую, но по дороге остановилась, подошла к мужу и сказала: «Мама Юты собирается поехать на учебу в Бостон, представляешь?» — «Мама Юты — это кто?» — сказал в ответ муж, не отрываясь от газеты. По телевизору надрывались в истерике мультяшные герои, со сковородки валил черный дым, дверной звонок продолжал звенеть. Запах кунжутного масла проник глубоко в ноздри, у меня даже глаза заболели изнутри. Как в бассейне, когда в нос попадает вода с хлоркой. Я вернулась на кухню, достала из скворчащего масла котлеты с креветками, выключила плиту, отобрала у сына пульт и убавила звук, побежала в прихожую, открыла дверь. Я увидела незнакомого мужчину в темно-синем костюме, он уже уходил. Несколько секунд я глядела ему в спину.

— Эээ… — протянула я.

Он обернулся и громко сказал:

— Там у вас кто-то стоял! Говорю тебе, стоял там кто-то. Видишь, сколько окурков! Посмотри под ноги!

Я посмотрела вниз — и правда, на бетонной площадке валялось пять или шесть окурков.

— Я предупредил. Просто, чтоб ты знала! — еще раз крикнул человек в костюме. Молодой мужчина с узкими кошачьими глазами. Он ускорил шаг, сбежал по ступенькам.

Когда я вернулась в комнату, муж спросил, кто это был.

— Там у нас под дверью, похоже, кто-то курил, и какой-то незнакомый человек решил нас предупредить, — ответила я.

— Вот оно что, — сказал муж, не отрываясь от газеты.

— Ты не слышал, как он кричал? — спросила я.

— Я слышал, но не расслышал. А что такое? — муж посмотрел на меня.

Я растерялась. Как раз в это момент я представила себе, как молодой человек с кошачьими глазами хлещет маму Юты плеткой по голому телу. Муж некоторое время смотрел на меня, а потом снова уставился в газету.

Где-то скулит щенок. Я ненавижу щенков. Кажется, мама Юдзи все время смотрит на меня исподтишка. Я часто думаю о женщине, которую арестовали по подозрению в том, что она отравила кастрюлю с соусом карри. Но я никому об этом не говорю. Если она действительно отравила кастрюлю с соусом карри, почему она это сделала? Мне очень хочется с кем-нибудь об этом поговорить. Мама Юдзи одета в кожаное полупальто с меховым воротником. Это пальто очень известной фирмы. Думаю, оно стоит как минимум двести тысяч иен. Рядом стоит мама Тосихару, она в кожаном пиджаке. И пальто незнакомой женщины тоже с кожаными вставками. Напротив этих трех стоит и кивает в такт их словам мама Мами-тян в толстом шерстяном свитере. Но брюки у нее — кожаные. Очень может быть, что они все договорились сегодня прийти на площадку в кожаной одежде.

Под моими туфлями скрипит щебень. Я вижу, что с другого входа на овальную площадку заходят Санаэ-тян и ее мама. Мама Юдзи в знак приветствия машет маме Санаэ-тян правой рукой. Меня она тоже только что видела, но не помахала. «Не обращай внимания, тебе все равно», — говорю я себе. Мне очень хочется рассказать кому-нибудь, что на этой детской площадке такое случается чуть ли не каждый день, но я никому не могу об этом рассказать. Помню, в каком-то фильме герой сказал, что у каждого человека есть одна-две вещи, которые он не может ни с кем обсуждать. Как же назывался этот фильм? Не могу вспомнить. Мой сын медленно идет за мной, глядя себе под ноги. Левой рукой я ощущаю присутствие маленького живого существа. Иногда я люблю его, а иногда мне кажется, что его слишком много. Кожаные штаны мамы Мами-тян сияют под полуденным солнцем, меховой воротник мамы Юдзи немного подрагивает на ветру. «Дорогие мои, что случилось? Отчего вы все сегодня оделись в это кожаное великолепие?» Наверное, стоит сказать им что-нибудь в этом роде. Но если я так скажу, то они могут сделать вид, что не слышат меня, к тому же там с ними стоит эта незнакомая женщина… Тут уже многих вот так вдруг перестали замечать.