В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть) - [174]

Шрифт
Интервал

«Что такое семья? — спрашивает себя Антон Николаевич. — Наказание за тяжкие грехи или дар небесный? Должна ли семья во искупление грехов наших обременять или, будучи благодатью, облегчать нашу жизнь, наполнять ее новым, освобождающим душу смыслом и содержанием? И почему вдвоем бывает несравненно легче, нежели втроем? Что за гармоническое правило парности и роковой закон нечетности, когда плохо одному и плохо втроем? И почему видимость освобождения от житейских тягот, которые, строго говоря, вовсе не тягостны, способна превратить мирное существование в сущий ад?»

Теперь он чувствует себя как бывший рабовладелец, нашедший в себе мужество отказаться от мучительной необходимости пользоваться результатами рабского труда. Как вольноотпущенный, переставший быть чьей-то собственностью. За этот недолгий месяц он с несказанным удивлением узнает, в сколь малом нуждается, сколь непривередлив, неприхотлив, непрожорлив, непритязателен. Невольно возникает подозрение в умысле, догадка об искусственно сотканной паутине мелких показных забот, о выдумывании тысячи ненужных обязательств. И такая вдруг мысль. Может, суть и причина семейных страданий заключается не в затруднениях материального характера, а в насильственном ограничении развития, подавлении воли, пауперизации? В реализации инстинкта присвоения, превращения человека в куклу, куколку, кокон? В запеленатого сморщенного младенца, которого легко носить на руках и возить в коляске?

В подобных умствованиях Антона Николаевича заносит так далеко, что даже их с женой профессии представляются ему теперь чуть ли не антагонистическими. В своей работе исследователя Антон Николаевич неизменно пытался найти и понять именно необычное, отклоняющееся от известного, общепринятого, общепризнанного. Он ставил странные эксперименты, получал странные результаты — и как раз эти странности были сутью его работы, тем фундаментом, на котором строился труд всей его жизни.

Жена же его была редактором не только по профессии, но и, пожалуй, по призванию. Все странное, непонятное, не укладывающееся в рамки привычного — все, что встречалось в таком роде в редактируемых ею текстах, вызывало ее профессиональное и человеческое неприятие. Она удаляла все, написанное не по правилам. Отсекала, регламентировала и перестраивала, упорядочивала и унифицировала, сглаживала неровности и сокращала.

Она редактировала тексты, редактировала сына, мужа, окружающую жизнь, и в результате этой систематической, кропотливой, тщательно выполняемой работы Антон Николаевич становился сам на себя не похожим, превращался в литературного героя ее литературного редактирования, то есть опять-таки — как бы в ее редакционно-издательскую собственность. За двадцать лет их совместной жизни она отредактировала, обстругала его до того, что обнажился каждый нерв, и жизнь превратилась в сплошную рану. Из всех человеческих эмоций в нем сохранились лишь всевозможные формы страха, которые ветвились и множились, будто клоновые близнецы. Он боялся ее и боялся за нее. За ее здоровье и счастье. За ее мучения, с ним связанные. За Клоника. За его будущее. За будущее их семьи. И так далее. Вот уже год, как изо дня в день он принимал успокаивающие таблетки, а теперь вдруг перестал принимать и даже забыл об их существовании.

Но вот жена возвращается. Из этой месячной своей командировки, отпуска, туристически-деловой поездки. Он встречает ее цветами, чисто убранным домом, новыми трудовыми успехами и продуктовым изобилием в холодильнике.

— Ну как вы тут без меня? — спрашивает жена сентиментально-требовательным тоном учительницы, встряхивая золотой своей гривой.

На ее лице — позаимствованная у далекой юности безмятежная улыбка, которую в доме всегда было принято считать обворожительной.

— Нормально, — говорит Клоник.

— Прекрасно! — опрометчиво отвечает Антон Николаевич, несколько смущенный этой улыбкой и не вкладывая в ответ того смысла, который тут же извлекает из него жена.

Действительно, они тут с Клоником вдвоем прекрасно жили — иначе не скажешь.

На глазах у женщины появляются слезы. Ах, вот, значит, как: они жили нормально. Они жили даже прекрасно. Без нее!.. Оскорблено самое святое: надежда. Обмануто сокровенное. Попробовал бы он так не месяц, а все двадцать лет…

И тут же в одном из укромных уголков квартиры обнаруживается пыль. Отыскивается подозрительно-опасная течь в семейном бюджете. Выявляются другие неполадки, недостатки и недостачи в его системе ведения домашнего хозяйства — безалаберной и безответственной. Не считая нужным замечать хорошее, принимая его за само собой разумеющееся, как редактор-профессионал она тотчас отмечает сомнительное. Неугодное. Не согласующееся с ее собственными понятиями и представлениями о надлежащем. И тут выясняется, что он плохо кормил Клоника, почти морил его голодом, совсем не заботился о нем. Целыми днями шлялся неизвестно где — вот именно  ш л я л с я, то самое слово — когда у мальчика на носу выпускные экзамены.

Антон Николаевич чувствует себя преданным. Антон Николаевич чувствует себя оболганным и оскорбленным. Неужели Клоник что-то сказал ей такое, дал повод, козырь для таких обвинений? Хорошо бы — по глупости. Дай бог — по наивности.


Еще от автора Александр Евгеньевич Русов
Самолеты на земле — самолеты в небе (Повести и рассказы)

Повести и рассказы, вошедшие в сборник, посвящены судьбам современников, их поискам нравственных решений. В повести «Судья», главным героем которой является молодой ученый, острая изобразительность сочетается с точностью и тонкостью психологического анализа. Лирическая повесть «В поисках Эржебет Венцел» рисует образы современного Будапешта. Новаторская по характеру повесть, давшая название сборнику, рассказывает о людях современной науки и техники. Интерес автора сосредоточен на внутреннем, духовном мире молодых героев, их размышлениях о времени, о себе, о своем поколении.


Суд над судом

В 1977 году вышли первые книги Александра Русова: сборник повестей и рассказов «Самолеты на земле — самолеты в небе», а также роман «Три яблока», являющийся первой частью дилогии о жизни и революционной деятельности семьи Кнунянцев. Затем были опубликованы еще две книги прозы: «Города-спутники» и «Фата-моргана».Книга «Суд над судом» вышла в серии «Пламенные революционеры» в 1980 году, получила положительные отзывы читателей и критики, была переведена на армянский язык. Выходит вторым изданием. Она посвящена Богдану Кнунянцу (1878–1911), революционеру, ученому, публицисту.


Иллюзии. 1968—1978 (Роман, повесть)

Повесть «Судья» и роман «Фата-моргана» составляют первую книгу цикла «Куда не взлететь жаворонку». По времени действия повесть и роман отстоят друг от друга на десятилетие, а различие их психологической атмосферы характеризует переход от «чарующих обманов» молодого интеллигента шестидесятых годов к опасным миражам общественной жизни, за которыми кроется социальная драма, разыгрывающаяся в стенах большого научно-исследовательского института. Развитие главной линии цикла сопровождается усилением трагической и сатирической темы: от элегии и драмы — к трагикомедии и фарсу.


Рекомендуем почитать
Черная шаль с красными цветами

Нелегкий жизненный путь прошел герой романа коми писателя Бориса Шахова: еще подростком Федор Туланов помог политссыльному бежать из-под надзора полиции, участвовал в гражданской войне, революционных событиях, а затем был раскулачен и отправлен в лагерь…


...При исполнении служебных обязанностей

"Самое главное – уверенно желать. Только тогда сбывается желаемое. Когда человек перестает чувствовать себя всемогущим хозяином планеты, он делается беспомощным подданным ее. И еще: когда человек делает мужественное и доброе, он всегда должен знать, что все будет так, как он задумал", даже если плата за это – человеческая жизнь.


Если бы не друзья мои...

Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.


Мой учитель

Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».


Тайгастрой

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Очарование темноты

Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».