«…В памяти эта эпоха запечатлелась навсегда»: Письма Ю.К. Терапиано В.Ф. Маркову (1953-1972) - [43]
Маковский умер тихо — видимо, заснул — он ничем не болел, говорил с трудом по телефону, затем (днем) прилег отдохнуть на диване — и не проснулся. В его книге много интересного, но о Блоке и о Гумилеве — вздор.
Лозинского[363] я большой почитатель тоже, но у Зайцева, благодаря прозе — точнее. Впрочем, кому нужна точность? Разве тем, кто изучает тексты переводов…
Всякий же перевод, вообще, как говорят французы — «est une trahison»[364].
Посылаю Вам отзыв о Дукельском и о Вашей статье[365]. Если Вам не трудно, передайте потом эту статью Дукельскому.
Не представляю себе хлебниковских стихов в английском переводе и очень интересуюсь Вашей работой.
Болезнь — уже почти месяц — лишила меня всех развлечений: и «приездов из Америки» (не мог видеться с людьми), и ряда планов (сил нет писать) и, наконец, моря, к которому чувствую все притяжение моей (по отцу) «средиземноморской расы».
Прочел воспоминания Эренбурга — о Киеве, об О. Мандельштаме, о наших поэтах-киевлянах и о делах того времени — мне это все очень знакомо — напишу кое-что «к делу». Кстати, Э<ренбург> забыл одно обстоятельство — свою работу в «Осваге» (Добровольческое информбюро) в Ростове в 1919 г., где писал такие правые статьи, что даже офицеры морщились[366]. Об этом, конечно, нельзя говорить — зачем подводить его, но «из песни слова не выкинешь».
Жена и я шлем Вам и Вашей супруге наш сердечный привет.
Ваш Ю. Терапиано
И<рина> В<ладимировна> тоже работает, болеет, сейчас — пишет стихи (новый цикл). Просит передать Вам привет.
69
25. IX.62
Дорогой Владимир Федорович,
Я чувствую себя теперь лучше и к морю все-таки съездил — это для меня единственное удовольствие — раз в год.
Принялся, как и Вы, за обычное, теперь уж нужно стараться дожить до следующего лета.
Жду Вашу книгу о Хлебникове, но боюсь, что сего поэта, которого и по-русски не всегда можно понять, по-английски мне будет читать трудно — ведь теперь, в «Доме», совсем у меня нет практики, да и годы — язык забывается. Но, Бог даст, как-нибудь справлюсь!
Дукельский, конечно, поступает плохо, если так спешит со второй книгой[367].
Ему бы попробовать «стихи вообще», а не только послания.
Не все здесь одобрили и послания, слышал, что Адамович ими не очень доволен[368].
Дукельский, видимо, обиделся на меня за то, что я осудил его юмор: но, право же, не очень он у него острый!
Мешает и то, что читатель не знает 2/3 тех, над кем он должен смеяться… и вообще, за редчайшим исключением, эпиграммы живут не долго — кроме «специалистов», например, кому интересны сейчас даже Бунин с его эпиграммами или словечки З. Гиппиус?
Вы вряд ли читали статьи о «Музе Диаспоры»[369] — говорю не о глупой и грубой мазне Рафальского, но о статье Анстей — с Рафальским я, конечно, говорить не собираюсь.
Посылаю Вам статью «О “музе” и “ноте”»[370].
Часть фактическая, относящаяся к Анстей только, конечно, Вам не будет интересна, но «о ноте» — иное дело.
Дело в том, что «ноту» представляют в пересказе, часто в нарочитом, — отраженную в кривом зеркале.
Прежде всего, «нота» не «парижанка», а «петербуржанка» — и довольно старая по возрасту, — все это я старался показать, чтобы наконец прекратить это досадное недоразумение.
Вот и Дукельский тоже — на «ноту», и Моршен, в свое время, — а, собственно говоря, против чего, против кого? — Пожалуй, против себя… Ну, да оставим сейчас «ноту», и так я о ней расписался.
Новостей здесь пока не много, почти никого нет. Унылый путешественник Померанцев угощает нас в «Р<усской> мысли» своими путевыми наблюдениями, Глеб Струве пишет письма в редакцию — все в порядке!
Вчера Ирина Владимировна уехала на месяц в Luchon — долечивать уши и кое-что «новое» (увы!).
Кстати: получаем (и она, и я) очередной перевод «Фонда» + 25 дол<ларов> «по поручению С. Лифтона».
Удивление и приятное переживание, — почему он вспомнил? Но, во всяком случае, хорошо, что вспомнил. Спасибо Вам, ведь это Вы его «дали».
Послали ему, как водится, благодарность.
Очень плохо, что до сих пор никто не собрался издать книгу стихов Г. Иванова.
Собирались «Мосты», но так и не собрались.
А Смоленская уже нашла все необходимое для посмертной книги В. Смоленского[371].
Желаю Вам всего доброго, Ирина Николаевна просит передать Вам от нее привет.
Ваш Ю. Терапиано
70
12. XI.62
Дорогой Владимир Федорович,
Прилагаю вырезку из «Р<усской> м<ысли»>[372]. Это, конечно, «отзыв», а не серьезный разбор, скорее «около», чем «по существу», но здесь большинство поэм Хлебникова, которые разбираете Вы, так и остаются неизвестными, текстов нет — куда при таких условиях углубляться!
Пролетел на мгновение Дукельский — его Софья Юльевна Прегель привела в прошлую среду в «литературное кафе» около «Р<усской> мысли».
Д<укельский> — красив (чем-то напоминает Смоленского лицом).
Читал же своих стихов он столь много и времени было столь мало (Д<укельский> спешил на другое свидание, и вообще было уже поздно), что впечатление осталось поверхностное, скорее — приятное, но ни о чем не удалось поговорить серьезно.
