«…В памяти эта эпоха запечатлелась навсегда»: Письма Ю.К. Терапиано В.Ф. Маркову (1953-1972) - [39]
Боже мой, как гг. читатели воспринимают иногда то, что написано, и вкривь и вкось!
Ходасевич еще не вышел, «В<оздушных> путей» тоже здесь еще не видно.
Кстати, очень Вам по душе Ходасевич?
У него замечательная техника, много мысли, но нет музыки, он думает в стихах — думает очень остро, но Иванов, например, куда мне ближе своим бормотаньем: «Белая лошадь идет без уздечки…»
Корвинус (Corvinus — ворон) блестит, видимо, сейчас в Лос-Анджелесе, как новый гривенник; пройдет время — покажет свой характер. Впрочем, желаю ему, как говорится, всякого успеха — подальше от нас.
Я говорил И<рине> В<ладимировне> о том, чтобы она послала книгу Лифтону, чего пока не сделано, была занята своим вечером, который в пятницу 21/IV прошел хорошо[320].
Но то, что Вы говорите о повадках Лифтона, мало утешительно. Одни люди — способные много сделать — не имеют возможности, а имеющие возможности — не делают.
Поэтому, мне кажется, никакие «планы» с Лифтоном не удадутся.
Книги Чиннова еще не читал (буду писать в конце мая и тогда прочту сразу), а издана она действительно хорошо, даже роскошно — нужна ли такая роскошь для поэта?
Читали ли Вы в книге 63 «Н<ового> ж<урнала>» повесть А. Кторовой «Кларка-террористка»?[321] Вейдле ее превознес; талантливо, но стиль слишком вульгарен, «кот накакал», например, полностью.
Надеюсь, что Ваши хлопоты с домом благополучно придут к концу.
Когда устроитесь — пришлите при случае фотографию.
А у меня в 1926 г. был тоже «Новый дом», погиб на третьем номере и теперь библиографическая редкость. Там у меня была первая моя в жизни критическая статья[322] о Ходасевиче и Пастернаке, перечел бы с удовольствием, но комплект погиб во время войны.
Желаю Вам всего доброго.
Ваш Ю. Терапиано
P. S. Какое у Вас официально звание в университете? — Написал: Pr[323].
60
19. V.61
Дорогой Владимир Федорович,
Исполняя Вашу просьбу, мы с Ириной Владимировной (она лучше знает Анненкова[324], чем я) написали ему письма по поводу портрета и вчера получили следующий ответ: «Мой портрет Хлебникова находится не у меня, а в одной частной коллекции, в Лионе. По счастью, у меня сохранился прекрасный печатный оттиск этого портрета. Этот оттиск я сегодня же вышлю по адресу В.Ф. Маркова (я, Ю. Т<ерапиано>, дал Ваш университетский адрес SI. D). Рисунок был сделан пером, и потому клише придется делать самое простое: штрихованным.
Насчет “безвозмездности”, — ну что же, пусть будет безвозмездно. Единственно, что я хотел бы получить в качестве гонорара, это 2 авторских экземпляра книги. Кроме того, под рисунком следует набрать: “портрет работы Юрия Анненкова” или “рисунок Юрия Анненкова”. C’est tout…»
Обратите, пожалуйста, внимание на эти пожелания Анненкова: 2 экземпляра и подпись под рисунком[325].
Вот Вам, на всякий случай, его имя-отчество: Юрий Павлович, и адрес: 31bis, Rue Campagne-Premiere, Paris XIVе.
Вдохновившись Вашим примером и получив случайно (в изд<ании> «Библиотеки поэтов», Ленинград) томик Хлебникова, стал писать статью о нем для «Р<усской> м<ысли>».
17 июня буду читать об О. Мандельштаме[326].
В парижской литературной жизни — все то же.
Шлю Вам сердечный привет.
Ваш Ю. Терапиано
61
21. VI.61
Дорогой Владимир Федорович,
Рад, что удалось с рисунком. Анненков оказался любезным.
«Воздушные пути» я получил вовремя — к моему докладу об Осипе Мандельштаме 17/VI, который прошел хорошо.
Какая трагедия в «воронежских стихах» О. М<андельштама>!
Я прочел выдержки из Вашего письма И<рине> В<ладимировне> — те, где Вы говорите о Георгии Иванове — она была очень тронута.
Да, для меня тоже Мандельштам перевешивает «на весах» Пастернака — и намного.
Я было (по моей всегдашней отвлеченности) написал о стихах В. Набокова[327] (в рецензии о «В<оздушных> п<утях>»[328]) то, что думаю, т. е. — очень отрицательно: и ухо плохое — какофония в первом, а во 2 — наглость.
И<рина> В<ладимировна> вовремя схватила за руку (сказал ей об этой рецензии): «Что, хотите иметь второго Корвин-Пиотровского, только более авторитетного, знаменитого и богатого?! Да он… Жоржа чуть не съел за ту рецензию, давно, в “Числах”[329], когда еще был не так знаменит и богат!!!» — В общем, сознаюсь, отступился от «журнальной драки», т. к. еще раз «разводить опиум чернил слюною бешеной собаки»[330] не хочу, черт с ним! А жаль!
Так нахал и будет торжествовать со своей мраморной рукою![331]
Видел сегодня во сне Ходасевича — сказал, что у него есть в таком-то стихотворении недостатки, а когда Х<одасевич> спросил какие — не мог объяснить, забыл… сон критика.
Вероятно, скоро получу его стихотворения в издательстве ЦОПЭ.
Удивляет меня, почему К<орвин->П<иотровский> так много «всем-всем» рассказывает о своем роде?
В дворянской среде доброго старого времени много говорить о своих родословных считалось дурным тоном, о происхождении думали, когда нужно было определять сына в Пажеский корпус или выдавать дочь замуж.
То, что я написал о русской статье, а не о книге по-английски — плод недоразумения. («Стихи прозаиков» В. М<аркова>[332].)
Постараюсь исправить при случае эту ошибку, т. е. написать и об английской книге — примерно осенью, когда «о статье» Водов забудет и будет считать «новой книгой» английскую.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На протяжении десятилетия ведя оживленную переписку, два поэта обсуждают литературные новости, обмениваются мнениями о творчестве коллег, подробно разбирают свои и чужие стихи, даже затевают небольшую войну против засилья «парижан» в эмигрантском литературном мире. Журнал «Опыты», «Новый журнал», «Грани», издательство «Рифма», многочисленные русские газеты… Подробный комментарий дополняет картину интенсивной литературной жизни русской диаспоры в послевоенные годы.Из книги: «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-x гг.
В книге «Встречи» Юрий Терапиано передает нам духовную и творческую атмосферу литературной жизни в эмиграции в период с 1925 по 1939 г., историю возникновения нового литературного течения — «парижской ноты», с ее обостренно-ответственным отношением к делу поэта и писателя, и дает ряд характеристик личности и творчества поэтов и писателей «старшего поколения» — К. Бальмонта, Д. Мережковского, З. Гиппиус, В. Ходасевича, К. Мочульского, Е. Кузьминой-Караваевой (Матери Марии) и ряда поэтов и писателей т. н. «младшего поколения» (Бориса Поплавского, Ирины Кнорринг, Анатолия Штейгера, Юрия Мандельштама и др.).Отдельные главы посвящены описанию парижских литературных собраний той эпохи, в книге приведены также два стенографических отчета собраний «Зеленой Лампы» в 1927 году.Вторая часть книги посвящена духовному опыту некоторых русских и иностранных поэтов.Текст книги воспроизведен по изданию: Ю.
Оба участника публикуемой переписки — люди небезызвестные. Журналист, мемуарист и общественный деятель Марк Вениаминович Вишняк (1883–1976) наибольшую известность приобрел как один из соредакторов знаменитых «Современных записок» (Париж, 1920–1940). Критик, литературовед и поэт Владимир Федорович Марков (1920–2013) был моложе на 37 лет и принадлежал к другому поколению во всех смыслах этого слова и даже к другой волне эмиграции.При всей небезызвестности трудно было бы найти более разных людей. К моменту начала переписки Марков вдвое моложе Вишняка, первому — 34 года, а второму — за 70.
Переписка с Одоевцевой возникла у В.Ф. Маркова как своеобразное приложение к переписке с Г.В. Ивановым, которую он завязал в октябре 1955 г. С февраля 1956 г. Маркову начинает писать и Одоевцева, причем переписка с разной степенью интенсивности ведется на протяжении двадцати лет, особенно активно в 1956–1961 гг.В письмах обсуждается вся послевоенная литературная жизнь, причем зачастую из первых рук. Конечно, наибольший интерес представляют особенности последних лет жизни Г.В. Иванова. В этом отношении данная публикация — одна из самых крупных и подробных.Из книги: «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-x гг.
Георгий Иванов назвал поэму «Гурилевские романсы» «реальной и блестящей удачей» ее автора. Автор, Владимир Федорович Марков (р. 1920), выпускник Ленинградского университета, в 1941 г. ушел добровольцем на фронт, был ранен, оказался в плену. До 1949 г. жил в Германии, затем в США. В 1957-1990 гг. состоял профессором русской литературы Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, в котором он живет до сих пор.Марков счастливо сочетает в себе одновременно дар поэта и дар исследователя поэзии. Наибольшую известность получили его работы по истории русского футуризма.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.