В память о тебе - [61]

— Приятно познакомиться, — крепко пожимая протянутую руку, сказал Григорий.

— Извините, — еще раз сказала Дрю и, поднеся руку к губам, слизнула пролитое вино. — Стефан, это… Григорий Солодин.

Лицо ее изменилось. В нем читалась тревога. Григорий понял, что Дрю совсем не хочется, чтобы на работе знали о ее личной жизни.

— Большой сюрприз увидеть вас здесь, — желая ободрить ее, сказал он.

Всем своим видом Григорий словно говорил: «Я полностью доверяю вашему профессионализму и буду нем как рыба». Сутолока вокруг них улеглась. Стефан, молодой и красивый худощавый мужчина с самоуверенной улыбкой, положил руку Дрю на талию, словно подгоняя ее.

— Вам понравился балет? — несколько растерянно спросила она.

— Очень. А вам?

Через ее плечо Григорий увидел Эвелину и почувствовал себя неловко. Только бы Дрю поняла, что его спутница не в курсе всех этих дел с аукционом!

Эвелина подошла и с интересом уставилась на незнакомцев. Григорий протянул ей стакан с вином.

«Если повезет, она решит, что это мои бывшие студенты».

— Мой друг и коллега Эвелина Беннет, — представил свою спутницу Григорий.

— Вы студенты Григория? — спросила Эвелина.

Дрю посмотрела на Солодина, словно ожидая подсказки, что ответить.

— Так вы тоже преподаватель? — спросил Стефан.

— Да, — сказала Эвелина.

— Эвелина преподает итальянский язык, а я — русский и литературу.

— Понятно. Дрю говорила мне, что когда-то пыталась изучать русский.

Дрю покраснела.

— Боюсь, из меня не вышло хорошего лингвиста, — смешавшись, сказала она. — Я выросла с романтическим представлением о России. Когда подвернулась возможность, я записалась на вводный курс русского языка, но достигла немногого…

Зазвенел звонок, сообщая о конце антракта.

— Пойдем. Пора занимать места, — заторопился Стефан, хотя прекрасно знал, что свет еще минут десять будет включен.

— Конечно, конечно! — с заметным облегчением согласилась Дрю. — Желаю приятно провести время!

У Григория тоже отлегло от сердца.

— Рад был с вами познакомиться, — сказал молодой человек.

— Так это не твои студенты, — засмеялась Эвелина, когда они направились к дверям зрительного зала. — Вы разговорились, пока я была в дамской комнате?

— Толпа прижала их ко мне, — сказал Григорий, радуюсь, что нет нужды врать.

Они прошли по красной ковровой дорожке и уселись на свои места. Эвелина успела за время антракта причесаться и поправить макияж. Она выглядела просто шикарно, но Григорий вдруг обнаружил, что больше не может поддерживать с ней непринужденную беседу. Чувства, согревавшие его душу на протяжении первого антракта, исчезли. Эвелина, как и прежде, слегка прижималась к нему, но теперь Григорию казалось, что их разделяет если не стена, то, по крайней мере, тонкая перегородка. И причиной тому была молодая женщина, Дрю Брукс. Каким же суетливым он был во время разговора! Он не знал, что сказать, как себя вести. Даже сейчас Григорий чувствовал себя неспокойно, зная, что эта женщина где-то рядом, в зале.

Вернулся дирижер, и оркестр приступил к своему неблагодарному делу. Наконец поднялся занавес. На сцене танцевали принцессы и переодетая в Одетту злая Одилия. Григорий смотрел «Лебединое озеро» несколько раз. (Когда-то они с Кристиной покупали абонементы в театр.) Сегодняшнее представление произвело на него такое впечатление, что он готов был позабыть о простеньком сюжете и бесконечных сольных танцах череды застенчивых принцесс. Одилия была хороша: злобная самоуверенность, красивый костюм, холодная точность фуэте. Трагическая история. Как может мужчина не попасть в силки, расставленные красивой женщиной? Внезапно Григорию стало жаль потерявшую всякую надежду Одетту, дрожащую в мрачном лесу, и совершившего невольное предательство Зигфрида. В конце концов, он всего лишь ошибся. Григория потрясло то, что раньше он не задумывался над степенью личной трагедии Зигфрида. Только сейчас, наблюдая за отчаянными прыжками и пируэтами танцора, исполнявшего эту партию, Солодин осознал весь ужас его положения. Озарения подобного рода случались с ним иногда при чтении великой поэзии, великих литературных произведений. Правда жизни брала за живое и не отпускала.

— Мои две красавицы, — сказал Виктор, когда Нина и Вера встретились с ним и Гершем после представления.

Щеки девушек порозовели от успеха. Сегодняшнее выступление прошло гладко. Только Вера, вообще склонная к самокритике, настаивала, что ее глиссе после первого выхода было далеким от совершенства. Впрочем, заглянув в сияющие Верины глаза, Нина поняла, что подруга испытывает те же гордость и огромное облегчение, что и она. В гримерной едва поместились все принесенные им букеты. Самый большой и красивый букет, составленный из цинний и календул, она после выступления подарила маме за кулисами. Мама просто сияла. К гордости за дочь добавилась еще и гордость за Веру.

Вера вытащила великолепный цветок из одного из своих букетов и приколола его к отвороту пальто Нининой мамы. После она пошла домой, а девушки вымылись и переоделись. Перед уходом Вера приколола цветок гладиолуса — белые лепестки с розовыми кончиками — на пальто Нины.

— Цветок символизирует твое открытое сердце.