В память о тебе - [23]

— Ой! — воскликнула Лида Маркова. — Меня зовет муж.

Она кивнула ему, и горжетка, обвивающая ее шею, кивнула вместе с хозяйкой. Нина заметила, что местами мех свалялся.

Что напоминал ей этот запах? Вонь дохлого грызуна.

Обескураженная Нина опустила глаза, поглаживая мех позаимствованной ею горжетки.

— Пора идти, — прошептала Лида.

— Уже? — удивилась балерина.

Она еще не доела десерт. Быстро налив себе кофе, Нина в спешке отхлебнула его.

— Всего хорошего, — сказала Лида и поспешила к мужу.

Прихлебывая кофе, Нина наблюдала за тем, как партийные ответработники, словно по команде, направились к выходу. Мужчины со следами щетины на подбородке и в костюмах от московской швейной фабрики «Красная швея». За ними спешили их отвратительно пахнущие жены. Как в «Золушке», когда часы пробили двенадцать раз. У кофе был привкус цикория.

Рядом с Ниной женщина отдавала отрывистые приказания узкоглазой официантке. А вдруг это ее дом, а не министра иностранных дел? А если все это бутафория подобно великолепным декорациям Большого театра? Спектакль окончен, и зрителей выпроваживают из зала. Нина заметила, что висящие на окнах шторы довольно ветхие и в просвете между ними видны трещины на оконном стекле.

— Нет! — прошипела женщина сбитой с толку официантке.

Полина под руку с Аркадием Ловнием медленно двигались к выходу. Возможно, высокий мужчина и его красавица спутница направляются туда же. Нина торопливо намазала хлеб маслом и с жадностью съела. На ее тарелке осталась недоеденная лососина и кусочки осетрины, в вазочке из-под десерта растеклась розоватая лужица. На большом деревянном подносе высилась гора мандаринов. Нина взяла один. Он легко скользнул в ее ладонь — гладкий, прохладный, оранжевый. Ничего настолько яркого зимой не увидишь. Разве что пасторальные костюмы из «Щелкунчика». Ей вдруг вспомнилась мама, изо дня в день питающаяся кислыми щами и черным хлебом, и ее авоська с подпорченными овощами. Оглядевшись, Нина открыла сумочку и бросила туда мандарин. Взяв с подноса второй, она начала снимать с него кожицу. В воздухе поплыл сладковатый аромат. Поднеся мандарин к лицу, Нина вдохнула полной грудью.

— Хорошо очищает организм.

Рядом с ней стоял высокий красавец. Нинино сердце учащенно забилось. Что он успел увидеть? Девушка с кажущимся спокойствием продолжала очищать мандарин, потом протянула кожуру незнакомцу.

— Сожмите.

Мужчина осторожно взял шкурку мандарина, словно она была сделана из золота, поднес к лицу и зажмурился. Ноздри его чуть раздулись, губы сложились в улыбку. Нина подумала, что так, должно быть, он выглядит, когда спит и видит приятные сны. Ощущение причастности к чему-то интимному смутило ее. А если он заметил, как она спрятала мандарин? Нина опустила глаза.

— Возьмите, — протягивая мужчине половинку мандарина, сказала она.

Они ели молча. Сладкий сок пощипывал Нинин язык. Во рту разлилось немыслимое блаженство, а в голову закралась беспокойная мысль: «А где та красивая женщина?»

Съев последнюю дольку, мужчина улыбнулся так, словно они вместе участвовали в какой-то шалости. Улыбка была безмятежной, почти мальчишеской. Взрослые так не улыбаются. Казалось, беды и голод никогда не касались этого человека. Даже небольшая неровность зубов не портила общее впечатление от его красоты, а Нина находила в этом определенный шарм.

Набравшись храбрости, она тихонько спросила:

— Почему все расходятся?

Незнакомец едва сдержал смех.

— Вы, похоже, новичок на таких мероприятиях? — Понизив голос, он добавил: — Так заведено: приход обязателен, затем все напиваются по полной, а после десерта расходятся.

Откровенность мужчины придала Нине храбрости.

— А как же голландские гости…

— Вы и сами знаете, что дружелюбие по отношению к иностранцам чревато…

У мужчины был такой вид, словно он только что выдал остроумнейшую фразу.

— А-а, Виктор Алексеевич, вот вы где!

К ним подошел Владимир Фролов из политпросвета. Нина часто видела его в театре. Невысокий мужчина с мужественным, всегда улыбающимся лицом. Разделенные пробором волосы. Седина на висках.

— Мои поздравления! А-а, Бабочка, и вы здесь! Добрый вечер! Как замечательно, что вы еще не ушли! — Фролов взял ее руку, которая пахла мандарином, и поцеловал.

— Полностью с вами согласен, — сказал Виктор.

— Вы знаете, что последний сборник нашего общего друга, — обратился Фролов к Нине, — удостоился наивысших похвал?

Нина постеснялась спросить, что за сборник, ведь ее собеседник, наверное, думал, что она в курсе дела.

— Замечательные отзывы! — гнул свое Фролов. — Я обязательно его прочту. Нина, попомните мое слово, перед нами поэт огромнейшего таланта.

Девушка сказала первое, что пришло ей в голову:

— Вы не похожи на поэта.

У Виктора удивленно поднялись брови.

— А каким должен быть поэт?

— Мечтательным, — брякнула Нина.

Мужчины рассмеялись.

— Я имела в виду, не от мира сего.

— Это уж скорее вы, балерины, не от мира сего. Что скажите, Виктор? Разве я не прав?

Поэт кивнул.

— Вы плывете по жизни на звездном плоту.

— Вот видите! — смешно выпучив глаза, сказал Фролов. — Он у нас настоящий поэт.

— Просто он умеет обращаться со словами, — ответила Нина.