В ожидании счастливой встречи - [34]

— Да брось ты ево, Гринька. Этих спрутьев — ломай им бок. Брось обкалывать руки — утром соберем в ящик.

Старик нацелил жиденькую сивую бородку на Ивана.

— Что творится — по три рубля с руками отрывают. — Старик вперил в Ивана бесцветные глаза. И ржаво захихикал, закашлялся, похмыкал, прочистил горло. — Да разве это ловля — хуже нужды. — Старик почмокал губами. — А вкус у этой холеры есть, хошь и смотреть не на что, а съедобна. Мы с Гринькой сегодысь чуть было душу за это озорство не отдали. — Он сыпанул из мешочка в котелок горсть соли, подчерпнул ложку отвара, попробовал на язык, остальное выплеснул из ложки. — А ведь действительно чуть не утонули. А как шел краб. — Старик мечтательно закрыл глаза и стал похож на покойника. Открыл, поморгал, как будто удивляясь, что Иван стоит перед ним, не ушел еще. — Да ты садись, добрый молодец, — постучал ногой по ящику, на котором уже сидел Гринька и строгал перочинным ножом палку. — Так вот она, едрена вошь, краб пер — по три штуки влезали в краболовку, такое, творилось, что не слыхал, как и оторвало нас на льдине от припая и унесло в море. Хватились — вокруг ни души, и тут как полоснет меня: «Сгубил мальца». Посмотрел на Гриньку: сидит над лункой. У меня кровь зашлась, а он как ни в чем не бывало. «Что же, выходит, — говорю я Гриньке, — дело наше швах».

Иван и сейчас слышит в голосе старика дребезжание.

— А прилив, якорь его в бок, все дальше и дальше относит нас от припая. Считай, молодой человек, приговор! — Старик тряхнул бороденкой. — И обжалованию не подлежит. Думаю: как треснет льдина пополам — на одном куске я, на другом Гринька. «Поди, — говорю, — Гринька, червяком ползи ко мне». А он, холера его забодай, — старик рассмеялся скрипуче: — «Мы с тобой, дедусь, как папанинцы». Стащил шапку и как флагом размахивает, а у меня печенка скулит. Во разбойник, дите малое, оно и есть дите… — Старик пожевал, ртом. — «Ты, — говорит, — дедусь, не бойся, я с тобой, держись! Я тебя, — говорит, — дедусь, в обиду не дам».

Старик снял с огня котелок.

— Гриня, достань-ка из рюкзачка маленькую.

Мальчишка проворно подал четвертинку и стаканчик.

Тем временем старик вынул из котелка краба и положил на то место, где сидел Гриня. Мальчик подсунул под колени рукавички и, опустившись перед ящиком, стал разбирать краба.

Старик поднес Ивану стаканчик водки и придвинул котелок с крабами. Сам присел на рюкзак к ящику, как за стол.

Иван выпил водку, но от краба отказался. Засобирался уходить.

— Да ты не туда, — остановил его старик. — Если с последней машиной прибыли, то вот мысок обежать надо, — показал он в темноту.

Иван никакого мыса разглядеть не мог.

— Вон против трех зубчиков, — показал старик на гору, — и сворачивай, тут и ваша машина.

Иван немного прошел, и действительно из-за черной полоски мыса, на которую указал старик, показались подфарники машины, поодаль виднелось несколько еще не потухших костров.

Иван так ушел в воспоминания, что не сразу услышал голос Валерия.

— О чем задумался, Иван?

Иван очнулся.

— Да так, вспомнил молодость.

— Вот уж действительно, вроде и не жили, а уже молодость поминаем. Пора деток нянчить. В кумовья возьмешь? Заказываю мальчишку — рыбака заядлого из него бы сделали.

— Верка моя бузит, подождать велит. Мы ведь, Валера, в секрете одно дело держим. — Иван подправил костер, повглядывался в темень, а потом притушил голос. — В техникум она меня стропалит. Поначалу ни в зуб ногой. Ты знаешь, Валер, какая она въедливая, — ого-го, ты ее еще не знаешь. Она только с виду лоснится, а как поднимет шерсть…

— Недоволен, что ли? — вздохнул Валерий.

— Я разве сказал, что недоволен. Я без нее не знаю и не мыслю, как и жил. Честно, Валера. «Окончишь техникум, — говорит, — рожу тебе хоть двух». А как она сказала, так и будет. Вот какие пироги с котятами.

— Что техникум, в институт повлечет, — определил Валерий.

— А двойнят куда?

— Как куда, — засмеялся Валерий, — одного ты, другого она нянчить.

— Большое дело, Валер, когда с пониманием жена. Тогда все нипочем: ни трудность, ли невзгода не берет. Это я тебе как другу. Тебя часто вспоминаем. Вдруг без тебя бы и не нашли друг друга. Старики все на руднике, да только вот обижаются, что не едем. Надо бы навестить. Мировые люди. Отец — рубаха-мужик. Летом по пути в отпуск заехал к нам, так остался на все лето, путевка на курорт пропала. Ну и порыбачили мы с ним. Расскажешь — никто не поверит.

Валерий слушал Ивана, душа оттаивала, становилось как-то легче дышать.

— Ты лучше про крабов! — Валерию трудно было слушать счастливого Ивана.

— А что про крабов рассказывать? Завтра, — Иван посмотрел на часы, — то есть уже сегодня, сам увидишь.

Да, трудно удержаться от соблазна и не вспомнить свою первую крабью охоту. Ему, заядлому рыбаку, как-то не приходилось ловить крабов. Помнит Иван, как поехали на море рано утром. Из бухты открывался простор Охотского моря. Только вершины сопок глянцево блестели на солнце, и смотреть на них было больно глазам. И еще морянка. Он еще немало этому удивлялся. Зима и утка. Оказывается, морянка на зиму остается и зимует в промоинах, полыньях, которых хватает здесь — приливы и отливы каждые сутки ломают лед. Когда он первый раз увидел стаи морянок, то принял их поначалу за серые тучи, нависшие над водой.