В ожидании счастливой встречи - [15]

— Кажется, готова, — сказал Егор Акимович. — А вы, ребята, мойте руки. — Он достал из кармана газету, мешочек с солью.

Пока парни терли песком и прошлогодней травой руки, Егор Акимович прутиком из-под ведра выколупнул румяную с пригаринкой картофелину, перебросил ее с руки на руку, постудил, положил на газету.

— Разговляйтесь, Татьяна Сергеевна.

Подошли Яшкин и Милентьев. Егор Акимович разгреб костер и, помогая лопатой, ловко подхватил ведро и вытряхнул картошку на газету. Румяные клубни, словно цыплята, побежали по листу.

Расхватали картошку быстро, и все уселись в тесный круг.

Милентьев протер очки, посыпал солью рассыпчатую белую картошину, поднял ее над головой.

— За прекрасное место, за новую строительную площадку, и все это возможным сделала наша замечательная картошка.

— Ура! Ур-ра! — крикнула дружная компания…

По дороге в поселок Яшкин внес предложение послать Фомичеву телеграмму… Ответ не заставил долго ждать. И был он лаконичен до предела: «Вопрос выемки торфов согласован. Стройте на подсыпках. Прекратите заниматься самодеятельностью. Фомичев». И эта «резолюция» была вполне закономерна. Все понимали, чего стоило Фомичеву защитить проект по выемке торфов и обратной засыпке. И когда вопрос уже решен, и еще не высохли чернила подписей под проектом; надо идти на попятную, отрабатывать задний ход. Это, мягко говоря, несерьезно. Тем более новое предложение не подкреплено ни техническими данными, ни инженерными выкладками, ни убедительными аргументами. Поэтому Сазонова предложила свой план: как только приедет Фомичев, «подсунуть» ему новую площадку, и пусть он сам примет решение. Характер Фомичева она знала хорошо.

Через пять дней Фомичев вернулся с утвержденным проектом. А два месяца назад попала стройка в решения съезда. Гидростроителям была обещана техника.

— Если бы не болото…

— Но куда мы лезем?

Фомичев не мог примириться с болотом. Сазонова заметила, что раз проект утвержден, то тут уж ничего не попишешь. Фомичев при ее словах недовольно поморщился.

— Мостить рублями эту гать тоже не дело. Была бы площадка, можно было бы бросить эту прорву. Глаза бы не глядели, как бульдозер по самую трубу зарывается в трясине. — Фомичев хотел напомнить о телеграмме и расспросить о площадке, но раз при этих словах они промолчали, значит, нет площадки и не стоит людей дергать.

И в этот же день, девятого мая, в День Победы, — и день-то выдался сияющий — собрались все вновь на поляне у стремительного студеного ручья. На буграх топорщилась вишневая прошлогодняя брусника, дымила синевой северная карликовая березка.

Легко и глубоко дышалось настоянным на почках и на снегу воздухом. Владимир Николаевич в кремовой безрукавке блаженствовал.

— Смотрите, какой прекрасный лес, а воздух — разве сравнишь с московским.

Пока Фомичев восторгался природой, после московской запарки, Сазонова расстелила на мху белоснежную скатерть. Яшкин раскрывал банки с зеленым горошком, с красным перцем, колбасным фаршем, печенью трески, морской капустой… Милентьев вынул из рюкзака пару бутылок шампанского и поставил охлаждать в говорливый, холодный до ломоты в руках ручей.

Откуда-то взялась и лопата. Фомичев поплевал на руки и принялся за работу.

— Видали! — крикнул он. Фомичев подсек и скатал рулон дерна, под ним лежал гравий.

Фомичев смахнул рукой со лба пот.

— Товарищи, да это клад, честное слово. — И он взялся копать землю то в одном, то в другом месте. Наконец умаялся, сел на пень. — Два дня вам сроку — геологию мне на стол, — непререкаемо заявил он Яшкину и, не давая ему возразить, добавил: — Если понадобится, долечу в Москву, буду доказывать и докажу, — Фомичев встал. — Чтобы ни одного кустика мне не попортить, — окинул взглядом он великолепный лесной массив. — Нарезать скверы, зеленую зону.

Фомичев говорил так, как будто вопрос перебазировки поселка был уже решен и он дает последние указании. Но, как всегда, от идеи до проекта — дистанция огромного размера. Первыми запротестовали проектировщики. Предложение Фомичева встретила в штыки и дирекция.

— Мы же вам согласовали, привязку к болоту, вот и стройте. Затвердили объемы, деньги. Что вам еще надо?..

Звонок из главка тоже не сулил ничего хорошего.

— Фомичев, вы что там Америку открываете?! Не теряйте на прожекты время, не ослабляйте темпы строительства.

Фомичев дождался данных геологоразведки и в лихорадочном темпе принялся пересчитывать, перекручивать со своим техотделом перебазировку поселка на новое место. Выявил затраты на выполненные работы, подбил экономический эффект от перебазировки, вывел конкретную экономию старого и нового проекта. Все обосновал расчетами и с этими данными опять выехал в Москву.

Как только после XXV съезда КПСС строительство ГЭС получило прописку на Колыме, стройка резко пошла в гору. И Фомичев заторопил свое управление с переездом из Уптара на створ. На основные сооружения.

Строительство опорной базы в Уптаре набирало силу, поднимались один за другим жилые и промышленные здания. И хотя пустили на полную мощность центральную узловую котельную, работы не убавилось, дел оставалось по оборудованию базы, как говорится, невпроворот.