В ожидании Божанглза - [7]

— Как вас зовут?

— У меня дома, над камином, висит портрет красивого прусского кавалериста, и, представьте себе, вы причесаны точь-в-точь как он! Я знакома с целым светом и могу вас заверить, что после войны такую прическу никто больше не носит. Как это вы ухитряетесь стричься тем же манером спустя столько лет — ведь Пруссии давно уже нет!

— А у меня волосы не растут… и никогда не росли! Знайте, что я родился с этой дурацкой стрижкой несколько веков назад… В детстве я выглядел из-за нее стариком, но теперь чем дальше, тем больше эта чертова стрижка соответствует моему возрасту. Вся моя надежда на смену циклов моды, я мечтаю умереть с прической, отвечающей модным поветриям.

— Я не шучу! Вы точная копия моего кавалериста, в которого я безумно влюблена с самого детства, я уже тысячу раз выходила за него замуж. Видите ли, поскольку день свадьбы — самый прекрасный день в жизни, мы с ним решили жениться ежедневно, чтобы превратить наш брак в нескончаемое блаженство.

— Вот теперь, когда вы это сказали, я смутно припоминаю военную кампанию, во время которой сражался в кавалерии… Именно тогда, после одной битвы, увенчавшейся победой, я и заказал свой портрет. Поверьте, я счастлив, что смотрю с этого холста над камином именно на вас, и уж тем более рад, что удостоился стать вашим мужем тысячу раз!

— О, вы смеетесь надо мной, а ведь это чистая правда! Но по причинам, которые вы легко поймете, наш брак так и остался фиктивным, а я — девственницей. И хотя я постоянно танцевала голой перед камином, мой бедный кавалер, несмотря на свою бравую внешность, оказался ни на что не годным: его зовет невеста, а он, бедняга, ни с места!

— Вы меня удивляете: я думал, что такой танец, как ваш, способен расшевелить целую армию! А ваш бравый вояка ведет себя как евнух. Кстати, позвольте спросить, откуда у вас этот потрясающий талант к танцам и пластике?

— О, вы меня совсем смутили, теперь придется сделать вам новое ужасное признание! Представьте себе, дорогой друг, что мой отец — незаконный сын Жозефины Бейкер![12]

— Клянусь Зевсом, я прекрасно знал Жозефину Бейкер. Хотите верьте, хотите нет, но во время войны мы с ней жили в Париже в одном отеле.

— Ой, только не говорите мне, что вы с Жозефиной… ну… надеюсь, вы меня понимаете?

— Увы, именно так. Однажды вечером, точнее, одной прекрасной летней ночью, когда начался артналет, она вбежала ко мне, и вот… тьма и жара, не считая испуга, бросили нас в объятья друг друга…

— Иисусе сладчайший, значит, вы вполне можете быть моим дедушкой?! Давайте отметим это событие фейерверком коктейлей! — воскликнула она и хлопнула в ладоши, подзывая официанта.

Весь остаток дня мы просидели вдвоем не сходя с места, соревнуясь в бредовых измышлениях, в сомнительных и неоспоримых теориях, скрывая при этом смех под серьезностью и притворяясь, будто каждый из нас верит фантазиям другого. За ее спиной я видел солнце, медленно, но верно клонившееся к горизонту, — в какой-то момент оно даже увенчало ее голову огненной диадемой, после чего скрылось за утесами, любезно оставив нам пурпурный шлейф своего царственного наряда. После многих безуспешных попыток завладеть бокалами шампанского в эфемерной надежде, что они предназначены мне, я решил позаботиться о себе сам и, поскольку она неизменно брала с подноса сразу два бокала, начал делать то же самое, заказывая виски парочками. Этот адский темп быстро навел ее на мысль устроить мне допрос наизнанку, то есть произносить самым что ни на есть утвердительным тоном все, что ей хотелось услышать от меня, добавляя в конце вопросительный оборот, например:

— Вы в восторге от нашего знакомства, не правда ли?

Или:

— Из меня получится прекрасная жена, вы ведь тоже так думаете?

И наконец:

— Я уверена, что вы сейчас прикидываете, хватит ли у вас средств, чтобы ввести меня в светское общество, — или я ошибаюсь? Но не переживайте, мой дорогой, ради вас я добьюсь скидки на входной билет, у меня есть льготы до полуночи, не упускайте же случая, воспользуйтесь своим шансом! — объявила она тоном рыночного зазывалы, принимая попутно соблазнительные позы, чтобы продемонстрировать мне в самом выгодном свете содержимое своего декольте.

Настал тот судьбоносный момент, когда еще можно было сделать выбор, — момент, когда еще можно было определиться со своими чувствами. Образно говоря, я находился на самом верху тобоггана[13], но все еще мог передумать и благоразумно спуститься по лестнице, уйти, сбежать от нее подальше под любым предлогом, хоть надуманным, хоть реальным. А мог, напротив, покориться, шагнуть через барьер и безвольно заскользить вниз с приятным ощущением, что больше не нужно ничего решать, что этот спуск уже неостановим, что остается слепо вверить свою судьбу дороге, о которой не знал, не ведал, и в конечном счете бухнуться в трясину, в зыбучие пески, такие золотистые и ласковые на вид. Мне было совершенно ясно, что у этой прелестной молодой женщины, с виду цветущей и веселой, не все дома, что ее шалые зеленые глаза скрывают темные провалы в сознании, а по-детски округлые щеки маскируют прошлое — мрачное и бурное прошлое забитой девчонки-подростка. И я подумал: наверно, она и танцует с таким буйным самозабвением, чтобы избавиться от грустных воспоминаний, вот и все. Но тут же трусливо сказал себе: ты, милый мой, кажется, сам слегка подвинулся умом; твоя профессиональная жизнь увенчалась успехом, ты почти богат, в общем-то вполне привлекателен как мужчина и легко мог бы найти себе нормальную жену, чтобы вести с ней нормальную жизнь, ровно в семь вечера выпивать аперитив перед ужином и ровно в полночь ложиться спать. И еще сказал себе, что если я и сам слегка чокнутый, то не стоит влюбляться в женщину, которая чокнулась полностью, иначе наш брак уподобится союзу одноногого мужчины с безногой женщиной, и эта совместная жизнь пойдет кувырком, по какой-то сумасшедшей параболе. Я уже был готов трусливо уклониться, меня пугал этот набросок будущего, этот неостановимый вихрь наслаждений, который она намеревалась получить со скидкой, как в рекламе, пылко демонстрируя мне свои прелести. Но вдруг, при первых звуках какого-то джазового мотива, она обвила мою шею своей ажурной шалью и рывком притянула к себе вплотную, щекой к щеке. И тут я понял, что все еще размышляю над проблемой, которая безвозвратно решена. Меня неодолимо влекло к этой красавице брюнетке, я уже скользил вниз, уже готов был погрузиться в туман, в трясину, в зыбучие пески, забыв о том, как ловко и решительно меня туда заманили.