В открытом море - [57]
Часовой распахнул перед ними дверь. Гестаповцы бросили Восьмеркина на пол и так толкнули девушку в спину, что она перекатилась через Степана и больно ударилась плечом о скамейку.
Нина сдержала стон. Она ни на секунду не забывала о взрыве и, прижавшись к половицам, с зажмуренными глазами ждала, когда раздастся грохот. Но дом по-прежнему стоял на месте.
Гестаповцы, приволокшие их в раздевалку, вышли в коридор. В комнате остались только два автоматчика: один стоял у дверей, другой – у окна.
– «Неужели испортился часовой механизм? – подумала Нина. – Впрочем, еще не менее пяти минут осталось. Если дать Степе пистолет… Окно невысоко – можно выпрыгнуть».
Она кинулась к одежде моряка, но охранник преградил ей путь и грубо толкнул на место.
– Штиль!
Девушка видела, как поднялся Восьмеркин, как тяжело сел на скамейку. Окровавленное лицо его было измученным. Нина отошла в угол и закашлялась. Надо было незаметно достать из жакетки пистолет.
Восьмеркин все еще не понимал: что же такое с ним произошло? Только натужный, неестественный кашель девушки заставил его подумать: «Бедная Нина, ведь из-за меня она здесь. Чем же помочь?»
Степан поспешно начал одеваться. Короткая стальная цепочка наручников связывала движения и раздражающе звенела. «Цепь не толстая… может, ударом об угол скамейки разорву», – подумал он. И в этот момент увидел, как автоматчик, стоявший у окна, со злорадным лицом подкрадывается к девушке со спины. Восьмеркин с места ринулся на гестаповца, сшиб его с ног и, подминая под себя, потянулся пальцами к горлу.
Рослый автоматчик, извиваясь на полу, завизжал. Второй охранник мгновенно вскинул автомат, но разрядить его не решался, боясь попасть в соотечественника.
Нина выстрелила.
Она не поняла, вместе ли с пистолетным выстрелом или несколько позже дом дрогнул, словно под ним заколебалась почва, и озарился на миг багровым светом. Ее подхватило горячим ветром, приподняло и бросило под скамью…
Сразу стало темно. Раздался тягучий треск, скрежет. Нине показалось, что на нее с грохотом рушатся стены, балки, железо и камни. Она сжалась в комок.
Потом грохот стих, только что-то еще сыпалось сверху, и откуда-то из глубины доносились стоны и едва слышные голоса.
Не чувствуя боли, девушка приоткрыла глаза и увидела в окошке звезды.
Комната была заполнена едкой пылью. Пахло гарью.
Нина попробовала встать. Под ногами захрустели осколки стекла.
Натыкаясь в темноте на какие-то вещи, она начала пробираться к тому месту, где, по ее расчетам, должен был находиться Восьмеркин.
– Степа! – вполголоса позвала она.
В углу кто-то заворочался. «Не гестаповец ли?» – подумала девушка, вглядываясь в темноту.
Из-под рухляди вылез и поднялся, весь белый от известковой пыли, моряк. Нина узнала его по росту.
– Ты цел?
– Что случилось? – спросил он. – Почему дверь сорвана?
Нина схватила Восьмеркина за руку и потянула к окну. Она услышала звяканье наручников.
– Ты скован… как же бежать?
– Ничего, вылезу.
Восьмеркин подсадил ее на подоконник. Нина прыгнула на землю и перебежала к забору.
Двор был по-прежнему окутан дымом. В полуразваленном доме раздавались стоны и крики, трещал огонь. В глубине двора метались какие-то люди с фонарями.
«К помойке нельзя, – сообразила Нина. – А здесь мне не перебраться, высоко очень…»
Она подпрыгнула, чтобы уцепиться за край каменного забора, но руки сорвались, и девушка упала на землю.
– Погоди…
Восьмеркин подставил ей сложенные совком ладони. Нина поставила левую ногу на эту живую ступеньку, потом правую на плечо моряку и очутилась на каменной стене. Восьмеркин подтянулся на руках и одним махом перевалился на другую сторону.
В поле мелькали огни. Где-то тревожно гудел колокол и завывала сирена.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Чижеев на шлюпке направился к берегу. В лунном сиянии он разглядел среди девушек фигуру рослого мужчины и не поверил глазам. «Неужели Степа? Вдвоем, вместе с Ниной… Он, конечно, он!»
Чижеев так заработал веслами, что разогнавшаяся шлюпка чуть ли не до половины выскочила на прибрежную гальку.
Сеня сначала кинулся к Нине, приподнял ее и закружил:
– Спасибо, дорогой Ежик… Спасибо за все!
Потом он подбежал к Восьмеркину, но, видя, что друг не раскрывает рук для объятий, оторопело остановился.
– Ну, чего же ты стоишь бревном? – с комичным отчаянием воскликнул Чижеев. – Я из-за тебя ночей не спал!
И, решив, что для Восьмеркина самой лучшей лаской будет хорошая порция тумаков, принялся в радости тузить его по груди и бокам…
– Брось, Сеня! – отступая, сказал Восьмеркин. – Не могу отвечать: закован я.
Небольшая шлюпка не вмещала всех прибывших. Пока Витя переправлял девушек на катер, Чижеев камнем разбил цепь на руках Восьмеркина и сказал:
– А браслетки пусть останутся, злей будешь.
– И не сниму, – подхватил его мысль Восьмеркин, – до тех пор буду носить железо, пока не расквитаюсь за Катю. Только на крейсере дам распилить.
Он замолчал. Потом с не свойственной ему горячностью добавил:
– А ты береги Ежика. Редкой души она человек.
Неожиданное спасение Степана с Ниной взбудоражило обитателей пещеры. На пристань приковыляли раненые, сошлись старики. Даже суровый мичман Клецко оживился.
