В открытом море - [42]

– Идти по затемненной части моря. Прибавить ход, – приказал Клецко.

Восьмеркин щелкнул ручками телеграфа. Катер вздыбился и, казалось, минуя провалы, понесся лишь по верхушкам волн.

В машинном отделении вместе с Сеней хлопотал Тремихач. Старик извелся, заметно постарел за эту неделю, но упорно отмалчивался – ни слова не говорил о дочери. Взявшись обучить Сеню самостоятельно запускать и обслуживать на ходу механизмы сложной конструкции, он обменивался только деловыми, односложными фразами. Всякие посторонние разговоры мгновенно обрывал.

«Дельфин», отойдя подальше в море, развернулся почти на сто восемьдесят градусов и, как бы выскочив из свинцовой клубящейся мглы, с приглушенным рычанием проскользнул к трем высоким скалам и застыл в их тени.

Убедившись, что вокруг спокойно, Клецко приказал спустить шлюпку. Посадив с Пунченком одного лишь Виктора Михайловича, он вполголоса подал команду:

– Отваливай!

– Товарищ мичман, разрешите и мне, – обратился к нему выбравшийся наверх Чижеев.

– А кто в случае опасности двигатель запустит? – буркнул Клецко. – Довольно глупостей, правьте вахту!

Шлюпка отвалила от катера и ушла в темноту. Здесь, за прикрытием скал, море было спокойное. Оно лишь глухо рокотало у береговой кромки.

Тремихач беззвучно поднимал и опускал весла. Только слабое журчание и всплески о днище говорили о том, что шлюпка движется.

Путь до берега занял немного времени. Вытащив шлюпку на сушу, Виктор Михайлович вместе с Пунченком тщательно обследовали узкую полосу прибрежной гальки, выемки в скалах, расщелины. В юго-восточном конце они обнаружили затиснутый между камнями, полузасыпанный песком и галькой тузик, перевернутый вверх дном. Тузик был прочно привязан. В шторм накатная волна, видимо, обтекала его, не выталкивая из гнезда.

– Не приходила Нина, – заключил отец. Пунченку он сказал: – Когда доберешься до обрыва, поглядывай вниз: не сорвалась ли она. На ней был серенький жакетик, юбка защитная и рюкзак.

Старик проводил партизана до ручья, обнял его и, пожелав счастья, горбясь поплелся к шлюпке.

Он с ожесточением столкнул на воду легкое суденышко, пробежал по шипящей пенистой воде и, вскочив в шлюпку, заработал веслами.

Шквалистым порывом ветра сорвало кепку. Но он не подобрал ее, а продолжал налегать на весла.

Когда Чижеев, с нетерпением поджидавший его, спросил: «Ну, как? Нашли хоть след?» – старик только безнадежно махнул рукой и молча, словно боясь разрыдаться, спустился к другому своему детищу – в тесный отсек машинного отделения, к приборам и механизмам, ждавшим прикосновения его жилистых рук.

Катер, мелко дрожа металлическим телом, заурчал, развернулся и легкой птицей помчался по вспененным волнам ночного моря.

Клецко любил быстроту, тугой встречный ветер и необъятные просторы. Это была его родная стихия, с которой он сжился за долгие годы службы на военных кораблях, без которой не представлял своего существования. Даже непогода веселила сердце старого моряка, заставляла по-молодому гнать по жилам кровь, наполняла мускулы животворной силой.

У Кости Чупчуренко после долгого сидения в пещере с непривычки немного кружилась голова, а от оседающей на ресницы водяной пыли всюду мерещилась радужная мошкара. Он жмурился, стряхивая с ресниц влагу, и до боли в глазах всматривался в узкую полосу теряющегося горизонта. Там, как ему казалось, возникало и пропадало бледно-желтое сияние. Но вот оно застыло блеклым пятном, стало шириться, расплываться во мгле.

– Слева по носу огонь! – неуверенно доложил сигнальщик. Бинокль Клецко мгновенно направился в указанную точку. Действительно, далеко в море почти без мигания сиял непонятный огонь.

– Что бы это могло быть? – не понимал мичман. – Судно горит, что ли? А ну, курс на огонь! Поближе взглянем, что там делается.

Восьмеркин переложил руль и повел катер прямо на желтоватое сияние, которое, приближаясь, становилось все более ярким.

– Сбавить ход… Глушители в воду! – скомандовал Клецко.

Он уже ясно видел силуэт низкосидящего катера без мачты и надстроек, освещенный слабым прожектором другого корабля.

– Никак буксиришка у торпедного катера крутится? Ишь, как их сносит! Сдается, буксирный трос лопнул, заводят теперь. Ну конечно! – вслух убеждал себя Клецко, заметив на раскачивающемся катере одинокую фигуру, которая безуспешно пыталась закинуть бросательный конец двум другим человечкам, суетившимся на приплюснутой корме однотрубного кораблика.

«Катер без хода, – соображал Клецко. – Значит, серьезная поломка. А может, в бою подбит? Иначе зачем его буксировать, да чуть ли не в шторм? море, видно, подобрали. Торпедные катера вооружены либо тяжелыми пулеметами, либо автоматической пушкой. Не плохо бы поживиться. Но если на торпедном люди?.. Нет, – уверил он себя, – если цела команда, то не один человек должен с буксирным тросом возиться. И в рубке никто не торчит. Рискнуть, что ли? На буксирах народ пустяковый – на абордаж возьмем. Э, была не была, пойду! – решился мичман. – Ход у них не ахти какой. В случае осечки удеру в темноте».

«Дельфин» свернул вправо и, не видя никаких других кораблей поблизости, стал подходить к буксиру с затемненной стороны моря.