В осколках тумана - [39]

— Спасибо. — Она дрожит все сильнее. — Спасибо, Марри.

В голосе слышится такое отчаяние, будто она знает этого человека лет двадцать, будто он ее старинный друг, брат, дядя или… любовник.

— Хочешь помочь? — спрашиваю я бодро. Джулия напряженно кивает. — Тогда привези мне костюм. Серый, висит в шкафу в каюте.

У нее вытягивается лицо. Джулия понимает, что не увидит Дэвида.

Отвернувшись от стойки сержанта, я ищу в кармане ключи. Вплотную придвигаюсь к Джулии — ее волосы касаются моих губ — и шепчу на ухо:

— Старик Граучо прав. Как только журналисты узнают, что кого-то арестовали в связи с делом Коватты, об этом раструбят все газеты. Принеси мне зубную щетку и одеколон. Все, что найдешь в ванной.

Джулия опять молча кивает и отправляется выполнять поручение, а я осознаю две вещи. Во-первых, я влюблен в жену сильнее, чем когда-либо, а во-вторых, у меня нет опыта в подобных уголовных делах. Мой хлеб — штрафы за неправильную парковку. И как бы я из кожи ни лез, все равно будет казаться, что я специально заваливаю защиту.

Я вхожу в комнату для допросов. Дэвид сидит, повернувшись ко мне квадратной спиной. Наручники с него сняли, и он опирается руками о скамью. Рубашка обтягивает широкие плечи.

— Доктор Карлайл?

И к чему этот вопрос? Будто тут еще кто-то есть. Должно быть, я просто хочу, чтобы он узнал мой голос, устроил скандал и отослал меня прочь, прежде чем нас свяжут обязательства. Да, это было бы просто здорово. Но дверь камеры захлопывается, гася мою надежду.

— Знаете что? — Делаю эффектную паузу. — Я ваш адвокат! (Он медленно поворачивается.) Марри Фрэнч, — добавляю я. — К вашим услугам. — От поклона и ехидной улыбки я все же удерживаюсь.

И слава богу. Во взгляде его презрение, брови изумленно приподнимаются.

— Я просил прислать адвоката, а не клоуна.

На протянутую руку он внимания не обращает. Голос холоден и ровен, точно у автомата. Дэвид явно готов ко всему. Он совсем не похож на человека, которого я видел в Нортмире. Лицо бесстрастно-каменное. Ни следа беспокойства. Интересно, со своими пациентами он такой же?

— За развлечение денег не берем.

С каким бы наслаждением вмазал ему сейчас. Вместо этого, я опускаю на пол свой потертый кожаный портфель. Его подарила мне Джулия миллион лет назад, когда я получил диплом.

— Итак, доктор Карлайл, вы обвиняетесь в нападении. В нанесении тяжких телесных повреждений и жестокости. Можете сами подобрать определение. Вплоть до убийства, если девочка умрет. — Я вспоминаю последнюю газетную статью, в которой говорилось, что Грейс находится в коме. — Неприятный коктейль. А потому, если вы хотите, чтобы вас выпустили до завтрака, нам нужно кое-что обсудить.

Карлайл делает такой мощный вдох, что стены как будто становятся к нему ближе.

— Нам нечего обсуждать.

— А мне кажется, что есть.

Я сажусь за столик у двери и достаю блокнот с ручкой. Между висками проносится первый всполох головной боли. Записываю дату и время. Получается не очень хорошо, потому что рука трясется изрядно. От меня несет виски.

— Давайте с начала, доктор Карлайл, с самого начала и до сегодняшнего вечера, который вы провели с моей женой.

Это все, что мне нужно знать: чем они занимались, когда полиция забарабанила в дверь? Они целовались или до этого не дошло? Касался ли он ее спины, плеча, лица, а быть может, и более сокровенных мест? Или того хуже, полиция вломилась, когда они находились в спальне? Вряд ли Джулия рассказала бы мне о том, как они судорожно натягивали одежду, дабы встретить Эда с его парнями.

— Так вы будете рассказывать, доктор Карлайл? Больше вам никто сегодня не поможет. Вас допросят, возможно, предъявят обвинение, а утром дело передадут в суд магистрата. — Я откладываю ручку. Словно бросаю перчатку.

Он молчит, смотрит сквозь меня, и за стеной из презрения и ярости мне чудится беспомощность. Доктор нуждается во мне. Нить, связывающая меня и Джулию, растянулась так, что ее почти не видно, но все же не порвалась. Как же хочется выпить, хотя бы глоток.

— Доктор! Следователь ждет, когда вас можно будет допросить по поводу очень серьезного преступления. И он не собирается выпускать вас.

Пусть сразу об этом узнает. Но Дэвид закрывает глаза, словно переносясь куда-то далеко-далеко, в иное место, иное время. Лоб его блестит от пота.

— Доктор Карлайл, вы напали на Грейс Коватту двадцать седьмого декабря?

Он резко открывает глаза, и я буквально подпрыгиваю на месте. Они такие темные и бездонные, что я не в силах подобрать сравнение.

Карлайл не успевает ответить, потому что я продолжаю:

— Вы должны знать, что если вы скажете мне, что… — я сглатываю; только не вспоминать о том, как выглядит Грейс, — что совершили все то, в чем вас обвиняют, и потребуете от меня, чтобы я придерживался линии вашей невиновности, то я не смогу быть вашим адвокатом. — Я очень надеюсь, что так оно и произойдет. Сейчас. Сегодня вечером. И я уйду отсюда.

— Я не собираюсь говорить вам ничего подобного, — улыбается Дэвид. Он так хладнокровен, будто ему выписали штраф за парковку в неположенном месте.

— Против вас серьезные улики. — Это я уже знаю. Ознакомился с содержимым папки.