В ореоле тьмы - [4]

Я замолчала, спорить с мами не было никаких сил. Она не знала, что, когда дело касалось меня, Клэр всегда была эмоциональной. И злость всегда была основной эмоцией.

* * *

Тем вечером Тео сидел в нашей огромной столовой. Я любила эту комнату за уют. В ней была такая красивая огромная хрустальная люстра. Резные карнизы. Переливающиеся стены, словно из шелка, расписной потолок. По всему периметру было разбросано несметное количество безделушек. Красивые подсвечники, фарфоровые фигурки и, конечно, посуда в красивейшем серванте. Моя прабабушка коллекционировала сервизы, и они сохранились до наших дней. На стенах висели картины в позолоченных рамках. Антикварная мебель с резными ножками и подлокотниками. Мраморный камин, в котором горел огонь, согревая нас и добавляя уюта. Тео сидел с гипсом на руке. Он пробыл в больнице больше пяти часов… Я даже боялась представить, что именно делали врачи и как вставляли его торчащую кость.

– Я не знаю, что сделала бы с тобой, если бы он сломал кисть правой руки! – зло прошипела мне на ухо Клэр и больно ущипнула за бок. – Ты хоть понимаешь, насколько важна художнику его рабочая рука?! Ты понимаешь, что, когда он спасал тебя, он совсем не думал о себе? Ты, конечно, привыкла, что все всегда мчатся исполнять твои капризы. Но Тео не член нашей семьи. Ты осознаешь, что он сделал ради тебя?!

Я резко встала с дивана. Находиться рядом с ней не хотелось. Она душила меня своими словами. Ноги сами понесли меня к Тео. Он пил кофе и о чем-то увлеченно разговаривал с нашим дедушкой. Тихо, спокойно, неторопливо.

– Спасибо, – прохрипела я непослушным голосом.

В глазах стояли слезы. Мне было так стыдно перед ним.

– Брось. – Он тепло улыбнулся. – Это ерунда, полтора-два месяца, и я его сниму. – Он постучал по гипсу и легкомысленно пожал плечами.

Я кивнула, так как знала, что если скажу хоть слово, то просто-напросто разрыдаюсь. Он словно почувствовал мое настроение и решил подбодрить.

– Будешь пирожное? Садись, выпей чаю и поешь сладкого.

Дедушка тут же налил мне чай, бабушка подала пирожное. Все были спокойны и добры. Все, кроме Клэр, – она подсела рядом и гневно прошептала мне на ухо:

– Может, кто-то и примет твои слезы за муки совести, но только не я. Я тебя слишком хорошо знаю, и ты ничтожество, Беренис.

Она произнесла это и мило улыбнулась всем присутствующим, словно проворковала мне на ухо слова о сестринской любви.

– Мами, подай и мне пирожное, пожалуйста, – как ни в чем не бывало вежливо попросила моя старшая сестра.

У меня же затряслись руки. Клэр с виду была ангелом, спустившимся с небес. Светлые волосы обрамляли милое личико с ямочками на щеках. Она словно олицетворяла свое имя[7]. Она была намного красивее меня, более нежная и женственная. От нее словно исходили тепло и уют. Однако в ее карих красивых глазах с высоко поднятыми ресницами я порой видела столько злости, гнева и ненависти, что мне становилось не по себе. За прекрасным фасадом и наивной улыбкой скрывался монстр.

В ту ночь меня укладывала мама. Я помню ее запах… Запах розы. Она всегда пользовалась духами с нотками розы во флаконе. Мама нежно гладила меня по волосам, я чувствовала ее любовь на кончиках пальцев, тепло и заботу, исходящую от нее.

– Ты нас всех сегодня очень напугала, Ниса, – прошептала она и поцеловала меня в лоб.

Ниса… Так меня называли только члены семьи. В детстве я не могла выговорить свое полное имя. И на вопрос, как меня зовут, счастливо отвечала: Ниса! А на вопрос, сколько мне лет, уверенно заявляла: 95! Этому научил меня папа, он считал, что это очень смешно. И правда, взрослые всегда хохотали, а я долго не могла понять причины. Родители обожали меня. Я знала это. Они всегда хотели большую семью, минимум пятеро детей. Но так получилось, что после рождения Клэр у мамы очень долгое время не получалось забеременеть. Лишь спустя 9 лет на свет появилась я, и все вокруг никак не могли нарадоваться.

– Я больше не буду, честно, – обнимая маму за хрупкие плечи и заглядывая в ее зеленые глаза, обещала ей я.

Мама была очень красивой женщиной, утонченной, хрупкой, нежной. Светлые волосы, милое лицо и самая любимая и потрясающая улыбка из всех. Я мечтала быть похожей на нее, когда вырасту. Но я была копией отца. Карие глаза, подчеркнутые широкими бровями, насыщенного каштанового цвета пышные, волнистые волосы и белая кожа, с выступающими синими венами. Я так завидовала Клэр, потому что ей достался мамин цвет волос… ее утонченность и женственность.

– Спи, малыш… – прошептала мама и вышла из моей спальни.

Сна не было ни в одном глазу. Несмотря на то что я набегалась днем, я все еще не могла успокоиться. Воспоминания о переломе Тео и о том, как кричала на меня Клэр, не давали уснуть. Помню, я запоздало подумала, что перед Клэр тоже стоит извиниться. Попытаться поговорить с ней, может, чем-то задобрить. Я мечтала о том, чтобы она перестала меня ненавидеть. Порой в голове составлялся список того, что нужно изменить в себе, чтобы не вызывать у нее злости и раздражения. Проблема заключалась в том, что она не ценила мои старания. Клэр их просто не замечала. Я ворочалась в постели с одного бока на другой. Простыни были мягкими и вкусно пахли, я спряталась под одеялом, старалась изо всех сил зажмурить глаза и уснуть, но ничего не получалось. Воздуха под одеялом не хватало, и я вынырнула наружу. Лунный свет заглядывал ко мне в комнату. А с ним и тени деревьев. Массивные ветви украсили потолок, а дуновение ветра заставляло их двигаться из стороны в сторону. Вокруг было очень тихо. Ни шума машин, ни людских разговоров. Умиротворяющее спокойствие спустилось на этот уголок земного шара с наступлением ночи.