В опале честный иудей - [13]
Жизнь тем временем требовала активных, теперь уже моих действий в поисках работы. Я не стала бы рассказывать о себе, если бы все то, что происходило со мной, прямо не било и по моему супругу. А он - герой моего повествования.
Говоря о себе, постараюсь быть краткой. Не могу припомнить, каким образом добилась я встречи с секретарем оргкомитета ЦК ВКП(б) России. (Затея Хрущева: и РСФСР должна была иметь ЦК компартии.) Почему я обратилась именно к этому партийному деятелю? Ход мыслей моих был азбучно прост: мое предыдущее увольнение с ведома, читай - по указке горкома партии, судом было признано незаконным. Но мудрая партия, по привычке действовать напролом, перешагнула закон, как малую лужицу, и пошла на повторное преступление. Изгнав меня с работы повторно, партия поставила закон с ног на голову: я становилась иждивенкой пожизненно нетрудоспособного человека - инвалида второй группы, инвалида ВОВ, что уж ни в какие законные рамки не лезло. Кто мог и обязан был наказать Московский горком за самоуправство? Естественно, вышестоящая парторганизация - республиканская.
Все казалось правильным в моих рассуждениях, кроме самого главного, чего я по наивности и неопытности не учла: восстановившись на работе, я навсегда, пожизненно провинилась перед компартией, ибо хоть и не своими руками, а все же помешала ей чинить произвол безнаказанно, что было основополагающим правилом ее кипучей руководящей деятельности. В моих умозаключениях напрочь отсутствовало истинное представление о моем личном статусе в стране-тюрьме. «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек...» А я задумала жаловаться никем не критикуемой (кто бы посмел?!) партии на... ту же партию!.. Длиннющему удаву на одно из звеньев его позвоночника, руке - на один из ее послушных пальчиков... Нелепость такой затеи хорошо видна сейчас, с высоты минувших с тех пор сорока с лишним лет.
А тогда... Существует некое выражение, не литературное, скорее всего, местное: «дать вертуха», что означает не просто вытолкать, вышвырнуть кого-то, а придать изгоняемому вращательное движение вокруг своей оси, чтоб удалился стремительнее и эффектнее.
...Выслушав меня, секретарь оргкомитета ЦК ВКП(б) России Бардин тут же вызвал инструктора и поручил ему срочно меня трудоустроить. Обрадованная, удивленная, возбужденная неожиданным, «с ходу» решением, думалось мне, спорного вопроса в мою пользу, я не насторожилась, была обезоружена и не думала в тот момент быть готовой к коварному удару. Именно так поступил бы опытный, бывалый в переделках боец, а я доверчиво, радостно согласилась участвовать в фарсе, где мне была уготована главная роль - идиотки. Фарс - мое «трудоустройство» - был разыгран по простенькой схеме, вероятно заранее намеченной, а проще - давно известной. Инструктор при мне звонил, к примеру, в газету «Советская Россия», получал согласие на зачисление меня в штат, с улыбкой расставался со мной. Утром следующего дня я выслушивала в редакции отказ. Инструктор не унывал. Звонил в другое издание... Назавтра я и там получала отказ. Мотивировка? Точно такая же, что и, помните, у кадровика в артели, куда хотел устроиться контролером Ал. Соболев: «Место уже занято». То, что его «занимали» ночью, в расчет не принималось, меня и слушать не хотели. Так, кроме «Советской России» отказали мне в приеме на работу в газетах «Советская торговля» и «Ленинское знамя», в журнале «Служба быта».
У любого, помнящего или знающего порядки при ком-всевластии, сразу возникнет вопрос: как смели в редакциях ослушиваться звонка из ЦК, равного приказу?! А какого звонка - вопрос: первого или второго, который отменял первый после моего ухода от инструктора?
Я прекратила фарс, перестав общаться с любезным инструктором, с запозданием прозрела, вспомнила вдруг, как удивила меня «доступность» секретаря оргкомитета ЦК, его участливое желание принять меня. Круг замкнулся.
Высокопоставленные партийные чиновники знатно позабавились... Жаловаться на хулиганов из высокого партийного органа? Кому?! Да в условиях коммунистической диктатуры это было бы сознательным прыжком в пропасть.
Вот так мне «дали вертуха» в головном республиканском органе компартии. Вот так партия проучила меня за попытку возразить ей, всегда правой, за отказ приобщиться к антисемитам.
Когда терять нечего, бывает, идешь и на отчаянные шаги. Я позвонила в... «Известия», предложила тему, получила одобрение... Короче говоря, трижды за полтора месяца выступала во второй по значению после «Правды» газете; один раз с материалом, названным мной «Ее величество - вещь» и занявшим «подвал»! Рассуждала о человеке и вещи в новом, социалистическом мире. Под публикациями красовалась моя подлинная фамилия... Гаршинская лягушка! Захотела показать, на что способна. Развязка не замедлила наступить. От моих дальнейших услуг отказались, и довольно бестактно... Ату ее, ату!..
«Куда теперь: в огонь иль в воду?..» Горком партии очень, очень охотно предложил мне работу в редакции радио какого-то завода. Я не спешила заглатывать унизительную приманку. Бог берег. Анонимный звонок предупредил, что горкомовское «благо» с плохим для меня концом: мне грозит очень скорое увольнение по ст, 47 «Г», т.е. профессиональное несоответствие для работы даже в местном радио. Смертный приговор...
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.