В омут с головой - [14]

— Ладно. Пошел я. К друзьям обещал забежать.

— Иди, солнышко. Скоро увидимся. Долго я без тебя не могу.

Бартеньев спустился вниз, вышел на воздух и глубоко вздохнул. Домой надо еще заехать, душ принять. После встреч с Катей ему всегда хотелось смыть с себя ее липкий пот. Особенно сейчас, когда он собирался к Кузьме. Ему казалось, что от него воняет пороком и мерзостью.

Антон сел в машину и сорвался с места, как пришпоренный.

К Кузьме он приехал в восемь вечера. Он бывал у друга раз в неделю, иногда чаще. Приходил одетым с иголочки, каждый раз в новом костюме, благо от них шкафы ломились. Жена заботилась, дабы не ударить лицом в грязь перед своими друзьями. По собственной инициативе Антон надевал костюм, лишь собираясь в гости к Кузьме.

Кузьме Илларионовичу было пятьдесят, не старик еще. Остался он без правой руки и правой ступни. Работал в цеху по разделке рыбы. Мосток на галерее обломился, Кузьма рухнул прямо на конвейер и попал под ленточную пилу, угодил под ножи. Могло бы и пополам разрезать. Потом два месяца больничной койки, и гуляй! Пенсионных фондов в этих местах нет. Тут и бюллетени не оплачивают, и трудовых книжек не заводят. Частный капитал. Хозяин все решает.

Хозяин сжалился. Годом раньше у Кузьмы жена умерла от рака, и остался он с малолетней дочкой. Выделил ему хозяин пособие. Жить можно — цены смешные — но не очень-то шибко. Так, только чтобы концы не отдать.

Сейчас дочка школу заканчивала. Она-то и открыла дверь Антону.

— Здрасте, дядя Антон. Проходите.

— Здравствуй, Машенька.

Вот она, ахиллесова пята бывшего гонщика. Когда он видел девушку-подростка, у него душа уходила в пятки. Краснел он всегда и ничего поделать с собой не мог. Ну разве костюмами ее удивишь? Ему сорок два, а ей пятнадцать. Смотрел он на нее, как на икону, и млел, и таял. Святое создание. Часами мог смотреть, а руками -ни-ни! Только вот и смотреть-то в наглую тоже неудобно. Маша не баловала своим присутствием. Так, для приличия, посидит немного, чай попьет и уходит. За такие минуты блаженства Антону приходилось два часа, а то и больше, Кузьму выслушивать. Жаль, конечно, мужика, жизнь, можно сказать, конченная, но он с характером. Хорохорится. Волевой человек, не ровня Антону. Разные они были во всем. Кузьма этого не замечал. Он видел в Антоне благородство и сострадание и даже не догадывался, что его лучший друг навещает его из-за дочери.

Разумеется, сострадание имело место. Антон приносил Кузьме деньги. Сколько мог. Жена ему ни гроша не давала, а в гараже он получал не очень много. Конечно, Кузьма бы денег не взял. Гордый. Так Антон перед уходом Маше деньги давал. Он знал, что девушка где-то подрабатывает, вот и говорил ей, вручая конвертик: «Скажешь отцу, что премиальные получила. Тебе же надо купить и платье красивое, и туфельки». Маша брала. Он краснел, когда приходил, а она краснела, когда он уходил. Неудобно девушка себя чувствовала.

Кузьма встречал друга восклицаниями:

— Главный пижон города прибыл! И опять в новом костюме. Хорош, хорош! Ничего не скажешь. Красивый ты мужик, Антон. И руки у тебя золотые, и душа добрая. Такому человеку, как ты, надо на виду быть. Жаль. Жаль. Гниешь ты в этой дыре. Я-то ладно. На мне крест ставить пора. А чем же ты от меня отличаешься? Полон сил и энергии, а со мной в одной клетке сидишь. И выходит, Антоша, что ты такой же инвалид, как я. Вот что обидно!

— Да не слушайте вы отца, дядя Антон, — ослепительно улыбалась Маша, накрывая на стол. -Где человеку нравится, там он и живет. Вот я решила уехать и уеду.

По телу Бартеньева пробежала дрожь. Он едва мимо стула не сел. Страшные слова пронзили его, укололи в самое сердце. Это как же так! Что же будет, если она уедет? Свет в окошке померкнет. И что ему теперь делать? Удавиться на суку, благо тайга ими богата? Единственную радость, и ту отбирают.

— Да… — протянул Кузьма. — Мы теперь Машкой гордиться можем. Уж она-то в люди выйдет. Это как пить дать.

— Куда же ты уедешь? — хрипло спросил Антон.

— Учиться. В университет. Сегодня приглашение получила. Персональное.

Бартеньев попытался изобразить улыбку, но ничего из этого не получилось. Так, гримаса какая-то.

Кузьма пояснил:

— Мой гениальный ребенок послал свою работу по математике на конкурс в МГУ. Заметь, не куда-нибудь, а в Москву. И надо же, заняла второе место. Теперь ее приглашают учиться. Кто бы мог подумать! Вот подфартило так подфартило.

— А как же отец, Маша? — растерянно спросил Бартеньев.

— А что я? Я нормально. Проживу, — запальчиво предупредил ответ дочери Кузьма. — Кашу себе сварить и одной рукой сумею. Уже пробовал. А то, глядишь, какую-нибудь вдовушку приглашу. Квартира большая, места хватает. Одним словом, не пропаду. Пусть девчонка в люди выходит. В Москве простор. А здесь ей что делать? Дрова пилить или рыбу чистить? Поликлиника, больница да телефонная станция — вот и весь выбор для женщин. Хорошее занятие — сидеть на коммутаторе и подслушивать чужие разговоры, а потом доносы писать главному жандарму!

— Да, да, конечно, все понимаю, — мямлил Антон. — Скучать мы без тебя будем. А так все правильно. Не сидеть же всю жизнь в этой дыре.