В оковах льда - [18]

— Если ты спрашиваешь, прикрою ли я твою спину, девушка, то да, прикрою.

Она прищуривается, вглядываясь в меня. Выйдя из «Честера» мы останавливаемся в кругу света. В три часа дня небо пасмурное как при сумерках. Я вдруг вижу нас со стороны: стройная с утонченными чертами лица молоденькая девчушка в длинном черном кожаном плаще, руки в боки смотрит на Горца, превращающегося в Темного Принца. Картина та еще. Я должен быть симпатичным двадцатидвухлетним студентом колледжа с убийственной улыбкой и блестящим будущим впереди. Мы бы вместе строили планы и сражались за лучшее будущее. Эта сторона моей личности будет оберегать ее. Постарается не допустить, чтобы кто-то сделал с ней то, о чем нашептывает голос в моей голове. То, что сделает любой Невидимый, поймав ее без меча. То же, что желает сделать и часть меня. Меня наполняет ярость. На них. На себя. На всех.

— Ты никогда не расстаешься с мечом, верно?

Она отшатывается на шаг, прижимая руки к ушам.

— Чувак, я прекрасно тебя слышу. Нет нужды так орать.

Я и не знал что кричу. Но многое выходит по-другому, чем думаю.

— Прости. Я просто хочу сказать, ты ведь понимаешь, что случится если кто-то из Невидимых поймает тебя. Правда?

— Такого никогда не случится, — самодовольно изрекает она.

— С таким отношением — случится. Страх это разумно. Страх это хорошо. Он держит тебя в тонусе.

— Че серьезно? Потому что я думаю, что это простая трата времени. Готова поспорить, что ты ничего не боишься, — говорит она с восхищением.

Каждый раз, когда смотрюсь в зеркало.

— Вообще-то боюсь, что ты замешкаешься, оступишься, и один из них схватит тебя. И тут же прикончит.

Она склоняет голову, и, сощурив глаза, вглядывается в мое лицо. Теперь немногие люди смотрят так прямо. В любом случае, недолго.

— Может, ты все еще не Принц Невидимых. Может, нам удастся, ну, как-то объединиться.

— Что ты задумала?

— Я планирую закрыть «Честер». Сжечь его. Уничтожить.

—  Зачем?

Она резанула меня полным презрения и недоверия взглядом:

— Ты видел их там! Этих долбаных монстров! Они ненавидят людей. Они используют их, жрут и убивают. А Риодан с его людьми позволяют им это!

— Ну закроем мы это место, сровняем его с землей и что дальше. Они просто найдут себе новое место.

— Не найдут, — напирает она — Они повытаскивают свои бошки из задниц. Почувствуют аромат кофе из кофеварки и прозреют, что мы их спасли!

Меня наполняет буря приторно-сладких, как траурные лилии эмоций, растекаясь по языку одновременно таким знакомым и тошнотворным привкусом. Она жесткая, умная, талантливая, хладнокровная убийца, какой ей и нужно быть.

И такая наивная.

— Они в «Честере», потому что хотят быть в «Честере». Не заблуждайся на их счет, девушка.

— Ни в коем. Долбаном. Случае.

— В любом, долбаном, случае.

— Они запутались!

—  Они точно знают, что делают.

— А я думала, ты — другой, но нет. Ты абсолютно такой же, как и Риодан! Такой же, как все они. Готов списать в расход всех этих людей. Ты не видишь, что некоторых людей надо спасать.

— Это ты не видишь, что большинство людей уже поздно спасать.

— Никогда не поздно! Для любого! Когда бы то ни было!

— Дэни, — ласково произношу я ее имя, наслаждаясь той болью, которую она во мне вызывает.

Затем разворачиваюсь и ухожу. Мне тут нечего делать.

— Так вот значит как? — кричит она мне вдогонку. — Не станешь помогать мне в борьбе? Гады! Овцы! Вы все огромные жирные сраные овцы, трясущие своими огромными жирными сраными овечьими задницами!

Она слишком молода. Слишком невинна.

Слишком человечна. Для того, кем я становлюсь.

ПЯТЬ Наш дом – самый прекрасный дом [12]

— Проголодалась? — спрашивает Танцор, пока я с грохотом захлопываю за собой дверь и бросаю на диван свой рюкзак и MaкНимб.

— Умираю с голоду.

— Супер. Я как раз с утра затарился хавчиком.

Нам с Танцором нравиться «затариваться», иными словами грабить. Когда я была маленькой, то мечтала, чтобы меня забыли в универмаге после его закрытия, где вокруг ни души, что значило — теперь это все мое.

Таков мир на сегодня. Если ты достаточно силен, чтобы смело шагать по улицам, и имеешь яйца, чтобы заходить в темные магазины, все, что можешь унести — твое. Первое, что я сделала, когда рухнули стены — совершила налет на магазин спорттоваров, где до отказа смогла набить спортивную сумку кроссовками. Так быстро я их прожигаю. 

— Я надыбал консервированных фруктов, — хвастает он.

— Ого! — Их все труднее и труднее достать. На полках магазинов полно просроченных продуктов. — Персики? — с надеждой спрашиваю я.

— Какие-то странные маленькие апельсины.

— А, это мандарины.

 Не то чтобы я от них фанатею, но это лучше, чем ничего.

— А вот глазурь для мороженого.

Мой рот резко наполняется слюной.

Больше всего я скучаю по молоку и всему, что можно из него изготовить. Не так давно двумя графствами западнее у кого-то было три молочных коровы, до которых не добрались Тени, но другие люди попытались их выкрасть и в итоге они перестреляли друг друга. В том числе и коров. На кой хрен это делать! В коров-то за что? Все молоко, масло и мороженое навсегда ис-чез-ло из нашего мира! Я начинаю хихикать, доводя себя до истерического хохота. А когда вижу стол и количество хавки на нем, ржу еще громче.