В оккупации - [17]

Само собой разумеется, Плисецкий нашел в моих работах 1926 года фашизм и, как говорят, охарактеризовал их очень резко. Между тем, никакого фашизма в моих работах нет. Это все выдумки людей либо безграмотных, либо недоброжелательно ко мне относящихся.

Я об этом пишу здесь, в своем дневнике, отнюдь не для того, чтобы сагитировать кого-либо в мою пользу (ибо я надеюсь, что эти записи никогда не попадут в руки тех людей, которых нужно было бы привлечь на мою сторону по данному вопросу).

Я заявляю об этом здесь, потому что это правда, потому что я глубоко убежден, что в моих научных работах не имеется никаких фашистских установок. И вот сейчас дело о незаконном увольнении меня из университета временно заглохло. Я думаю, что мне готовится какая-нибудь пакость и что в скором времени в какой-нибудь газете или в каком-нибудь журнале, например «Под знаменем марксизма» или в «Антропологическом журнале» (редактором которого является тот же Плисецкий), появится статья, обливающая меня грязью. Вот уже несколько месяцев, как я живу в этом «приятном» ожидании. Лишь сейчас я могу в полной мере оценить, насколько глупо я поступил, стремясь добиться справедливости. Надо было тихонько уйти из университета «по состоянию здоровья», обтереться после плевка и постараться поменьше говорить о происшедшем. А я стал хорохориться, искать справедливость, писать заявления в газеты… Я получил хороший урок на будущее и его не забуду. Единственное мое утешение – это то, что я все-таки предпочитаю быть в числе угнетаемых, преследуемых, нежели в числе угнетателей.

Разве лучше было бы, если бы будучи, например, секретным агентом ГПУ, я был бы привилегированным человеком, если бы мне поручили вскрывать ошибки других и их публично критиковать на собраниях или, что еще хуже, тайно доносить кому следует о том, что тот или иной является неблагополучным субъектом? Да ведь такое положение было бы в тысячу раз хуже, чем то, в котором я нахожусь сейчас.

Теперь я могу утешать себя тем, что меня травят совершенно незаслуженно, и сохранить к себе некоторое уважение, без которого жить было бы невозможно. Наоборот, если бы я был на положении угнетателя, я с моим характером чувствовал бы себя самым презренным и несчастным человеком. Я бесконечно рад, что судьба избавила меня от этого. Пускай меня повыкидывают со всех служб, пускай мне придется голодать, я предпочитаю все это тому, чтобы быть в числе тех, которые мучают и преследуют других. Более ужасного, более гнусного положения трудно себе представить. А сколько теперь людишек из научного мира, которые сейчас из кожи лезут, чтобы попасть в разряд угнетателей, или, чтобы говорить современным языком, в число «стойких борцов за коммунизм».

13 января

Я узнал сегодня, что дня два тому назад ректора харьковского университета выключили из партии, а через несколько часов после этого арестовали. [Слухи об аресте Нефороского не подтвердились (21 янв. 1937 г.). Он выключен из партии и снят с должности.] Хотя этот субъект сделал мне много зла и был одним из ярких представителей разложившегося советского чиновничества, тем не менее это известие произвело на меня довольно сильное впечатление.

Не проходит дня без того, чтобы я не узнал об аресте какого-нибудь видного коммуниста. Недавно советские газеты сообщили об аресте Агола, который считался законодателем в области диалектики. Вчера я узнал об аресте Левита в Москве. Дней пять или шесть тому назад в Харькове стало известно, что арестован председатель городского совета Богуцкий. В Киеве недавно посадили за решетку председателя Культпропа ЦК партии Ашраряна, его заместителя Кильрога, президента ВУАМЛИНа Дзениса и т. д…

Арест за арестом… Что же это доказывает?

– Что в стране, несмотря на видимое спокойствие, развивается громадное движение протеста против сталинского гнета. Обыватели вроде меня, не связанные с партийной работой, не имеют никакого представления о грандиозности этого движения. Может быть, лет через 5–10 мы узнаем правду о том, что делалось в данное время.

Русский народ был со времени татарского ига самым забитым, приниженным и холопским народом во всей Европе. Но вместе с тем в этом народе появлялись в различные времена бунтари, которые восставали против царского ига. Эти Стеньки Разины, Пугачевы, Кармелюки были единицами среди миллионов, они были ярким контрастом той пассивности и бездушности, которая характеризует население нашей страны. И вот в наше время нестерпимый сталинский гнет породил сотни бунтарей. Они не имеют пока поддержки в народе, потому что этот народ привык к послушанию и рабскому низкопоклонничеству тому, в чьих руках находится нагайка, но их число, по-видимому, растет, несмотря на беспрерывные аресты.

Если взять, например, ближайших сотрудников Ленина, т. е. наиболее видных большевиков, то окажется, что большинство из них либо расстреляны, либо арестованы. Недавно казнили Зиновьева и Каменева. Недавно покончил с собой Томский. Рыков и Бухарин находятся в опале. Под замком сидят Радек, Сокольников, Пятаков, Му-ралов. Троцкий уже давно в изгнании за границей. Смил-га, кажется, сослан куда-то в Сибирь. Кто же остался из старых большевиков?