В огненной купели - [5]
На царской службе, 1912 г. Слева стоит Корюков Савва Ефимович, отец автора
Старик выслушал меня с интересом, но с моими доводами, чувствую, не согласился.
У старообрядцев сложилась своя мода, свои фасоны одежды. Одежда, которую они носят на работе и в обычной жизни, мало чем отличается от старинной, а у молодежи от современной европейской одежды. Те же брюки, рубашки, пиджаки, пальто или шубы. А вот на молитву они одеваются по-особому, не так, как православные. Женщины одевали чёрные косоклинники, белые рубашки или кофты, головы покрывали тёмными платками. Мужчины надевали на молитву тёмные брюки, однотонные русские рубашки, а поверх черные длинные кафтаны. Сейчас всё меняется, уже разучились кроить и шить такую одежду, но всё же, те, кто не имеют её, стараются одеваться на молитву по старому, в чёрные одежды. А в повседневной жизни и женщины, и мужчины ходят как все.
У старообрядцев на Урале и в Сибири сложилась за столетия и своя деревенская усадебная культура.
Кержацкие семьи, как правило, были в годы моего детства довольно многочисленны, так как аборты и прерывания беременности считались великим грехом. Жизнь в труде, и духовной благости исключала пьянство, употребление табака и наркотиков, очень презирались и всячески осуждались сквернословие, воровство, скопидомство, поощрялись же честность, бережливость, трудолюбие, поэтому, в основном, все жили довольно справно, даже и в наше нелёгкое время. Всё это отразилось и на строительстве усадеб.
Старообрядцы рубили просторные, высокие, зачастую, пятистенные избы, простые по убранству, но светлые, с множеством окон, которые на ночь запирались ставнями и железными «баутами». Во дворе, на главной средней верее ворот, прибита иконка или медный крест, конечно же, восьмиконечный староверческий, а не латинский и не мальтийский, чтобы входящие и исходящие могли положить три поклона. Проход с улицы шёл через крытый двор, внутреннее крыльцо, сени и в прихожую. В ней, сразу у порога, вешалки для одежды и полочки для головных уборов и рукавиц. У некоторых над головой устроены широкие полати из толстых строганных досок, где спят двое или трое детей, или подростков. Слева – большая русская печь с камином, на которую забирались по деревянному приступку. Печи делались с широкими лежанками. Например, на нашу печь в морозные зимние дни забиралось до пяти человек взрослых и детей. Там на горячих кирпичах, широких, старинных, отшлифованных человеческими телами, лечили простуду, радикулиты, читали вслух книжки, дети играли. Когда за окнами воет вьюга, на печи – рай и для взрослых, и для детей.
Между печью и задней стеной – неширокий проход к умывальнику. Когда в морозы телилась корова или ягнилась ярка или коза, малышей заносили в этот проход, чтобы предотвратить простуду, и закрывали его приступком, дабы они не скакали по комнатам, а когда молодняк обсыхал, его возвращали матерям.
Дальше от печи – к окну – отгораживалась заборкой кухня, где стоял стол для стряпни, шкаф для посуды, в углу у печи – закуток для ухватов, кочерги, помела и веника. В углу кухни, у окна, маленькая полочка, на которой небольшая иконка Николая Угодника. Наискось от печи, в правой стороне, «красный угол», где тоже небольшая божница на несколько икон, на которые обычно крестились все, и свои, и приходящие верующие люди: гости, соседи, просто зашедшие посторонние или прохожие. В этом же углу стоит большой обеденный стол, за которым обычно садилась есть вся наша семья. У передней стены под окнами стояла широкая толстенная лавка, на которой в случае необходимости могли спать один или двое останавливающихся на ночлег путников или гостей. Проход в кухню закрывался плотной занавеской, у некоторых дверями. У старообрядцев не принято, чтобы посторонние или мужчины из своей семьи, включая детей и подростков мужского пола, заглядывали туда и видели, как женщины готовят еду. Даже к кадушке с водой, если в кухне стряпали женщины, старались не подходить, а просили, чтобы им дали напиться и, приняв кружку, пили, не заходя в это царство женщин. Воду из колодца всегда носили на коромысле женщины или девушки. Если, в силу каких-либо причин, болезни или отсутствия женщин, за водой приходилось сходить мужику или парню, он старался делать это затемно, и при этом нес вёдра в руках, без коромысла. Такое было, и сейчас ещё есть, разделение труда и своих обязанностей.
Завтракать, обедать и ужинать садились все вместе, предварительно помолившись на иконы. Кто не молился, например, наш старший брат Феоктист был комсомольцем (в войну ушёл на фронт добровольцем и погиб), и, хотя не крестился, но стоял со всеми вместе и садился за стол тоже вместе со всеми. Были и такие, кто стеснялся молиться со всеми, а уходил для этого в другую комнату, после чего садился со всеми вместе и только тогда все приступали к трапезе. Из-за стола также выходили все вместе и заканчивали трапезу молитвой. Если кто из детей забывал это и убегал на двор, мать обычно говорила: «Ангел – то, покушав, помолился да полежал, а бес – то потянулся да побежал!» И мы всегда при этом смеялись над бесом и над тем, кто поступил так же.
