В огне и тишине - [57]

Сергей прикинул: по времени самолет выбросил их в четыре ноль-ноль. Стало быть, сейчас не больше половины пятого. До утра еще добрых три часа. За это время надо успеть с имуществом управиться, найти напарника и добраться до назначенного места.

Глянул на компас, чертыхнулся — разбил при приземлении. Внимательно вгляделся в очертания гор. Ага, вон та громада с кучей горбов на вершине — не что иное, как Бештау. А эта сопка поближе — конечно же, Машук. «Стало быть, мне топать на восток — где-то там должен быть Пятигорск. Ладно. Первое дело — ликвидировать парашют, спрятать взрывчатку. Потом найти Николая. У него — запалы. Ни он без моего тола, ни я без его запалов ничего не сделаем с тем железнодорожным мостом, который предстоит взорвать. А без этой диверсии мы за войсковых разведчиков не сойдем, и немцы сразу раскусят, что мы — чекисты. Тогда весь план войти к ним в доверие побоку, а нас — в лучшем случае за колючку».

Сергей достал завернутую в обрывок полотенца бритву и принялся обстоятельно кромсать белоснежный купол. Изрезав, перетащил тряпки к ближайшей копне, приподнял ее и запихал весь ворох лоскутов под пахнущее прелью слежавшееся сено. Туда же затискал вещмешок со взрывчаткой и, вздохнув с сожалением, — пистолет.

Не спеша, оттаивая в ладонях твердый ноздреватый снег, осторожно обмыл саднящее лицо. Талая вода стекала темными струйками. Подумалось: «Наверное, и кровь и грязь. Попадусь на глаза — и паспорт спрашивать не станут. А все-таки где же Николай? Условного свистка не слыхать. Может, разбился — тоже ведь первый раз с парашютом прыгал. Или ветром занесло далеко. Тут, помнится, по карте где-то высоковольтная линия. Хоть бы на провода не угодил».

Покряхтывая и шипя сквозь зубы — рука и левый бок тошнотно ныли, — распрямился. Посвистал. Прислушался. Не слыхать. Пошел в ту сторону, куда, как ему казалось, сносило парашют напарника. Шел и время от времени подавал сигнал. Но кроме злого шипения ветра — ничего. Бродил долго. Прикинул — больше часа. Дурь-дело. Значит — по второму варианту. Тогда — спать. Зарылся в копну. Шуршали и попискивали мыши. Тело ныло. Но сон победил.

Проснулся сразу. Помнил все, будто и не спал. Стал выбираться из копны. Все тело ныло — аж застонал. Встал, принялся отряхивать свою одежку — потертое рыжеватое пальто с облысевшим собачьим воротником, затасканную кроличью шапку-ушанку, темно-серые в полоску вылинялые брюки навыпуск и до предела стоптанные вразвалку ботинки, зашнурованные сыромятными кожаными ремешками.

Долина осветилась алыми бликами поздней декабрьской зари, разлитой за горами. Морозец покрепчал. Сергей пожалел о своей теплой, притертой ватной стеганочке, которую там, дома, поддевал под шинель.

«Ладно. Надо идти. Только вот, дурь-дело, физиономия у меня больно привлекательная для любого патруля и полицая». Вздохнул. Приметил вдали резкие черные изломы оврага или ущелья, пошел к нему. Оказалось, то был спуск в ущелье, которое выводило в нижнюю долину, прочерченную железной дорогой, телеграфными и электроопорными столбами, лентой шоссе и рыскающей в обрывах змейкой реки. «Ага. Это должно быть, Кума. Теперь все сходится с тем, что изучал по карте. Попробовать добраться до железной дороги, подцепиться — и на Минводы».

Сергей пошел вниз по ущелью. Слева открылся какой-то поселок. В этот момент из-за Машука выскочило солнце, ударило ослепляющими лучами, высветило долину, разрисованную мазками снега, развалинами старых гор, паутиной дорог, дорожек и тропок. По одной из них шли двое. За плечами покачивались штырьки винтовочных стволов. И деваться некуда. Устало поплелся навстречу.

— Эй, стой! Руки уверх!

— Вы чего, мужики?

— А вот щас узнаем. Партизан?

— Да эвакуированный я. Бухгалтер госстраха.

Один держал винтовку «на руку». На рукаве — белая повязка. Другой, тоже с повязкой, закинул винтовку за спину, подошел, стал обыскивать. Залез в нагрудный карман. Достал паспорт с вложенным туда эваколистом. Отодвинулся, стал читать.

— Ну, чего там в бумагах?

— Да чего хош. И бухгалтер, и вакуированный. И содействие, мол, оказывайте…

— Ага. Ну, так давай посодействуем. А ну, март вперед!

Шли лениво. Полицаи вяло перебрасывались словами по поводу вчерашней попойки и где бы опохмелиться.

Пришли. На аккуратном домике вывеска: «Лисогорский поселковый Совет». «Ишь, сволочи, — ругнулся про себя Сергей, — и вывеску не сняли. И за то спасибо: хоть знаю, что попал в Лисогорки. Значит, рядом — Пятигорск».

Толкнули в дверь. В большой комнате — длинный стол. У стены — диван. На нем — укутанный в простыни и накрытый немецкой шинелью с лычками на погоне здоровенный мужик. Даже лежачего видно — битюг. Старшой (так его определил Сергей) шагнул вперед, заискивающе, но громко рявкнул:

— Гер комендант!

Туша заворочалась. Высунулась круглая, как у бобра, голова в рыжих патлах.

— Так что партизана словили!

Рыжий бобер фыркнул. Завозился. На круглом шаре открылась черная дыра — комендант зевнул. Дыра закрылась. Под белесыми бровями возникли и выпуклились бесцветно-холодные глаза.

— Партизан?

— Да нет же. Эвакуированный. Бухгалтер.