В огне братоубийственной резни… 1918-1919 годы - [78]

При этом заявленные Н.Г. Маркиным новые требования к дисциплине и выстраиваемая вертикаль подчинения не пришлась матросской вольнице по душе. Дело дошло до нескольких организованных на Маркина покушений анархиствующих матросов-леваков. Анархисты открыто выступили против ужесточения дисциплины и введение на флотилии строгого единоначалия.

В ответ на это Н.Г. Маркин создал на флотилии специальную «переходную роту» для «адаптации» к дисциплине и прохождения в ней испытательного срока поступающих в его флотилию.

Теперь недостаточно проверенные в политическом отношении матросы зачислялись в переходящую роты на испытательный строк. Так, как прибывающих было много, а испытательный срок затягивался, потому что «братва» откровенно не желала перевоспитываться, численность «переходящей роты» временами зашкаливала за три тысячи человек, т. е. была большей, чем вся остальная флотилия. При этом определенная часть матросов, вообще не желала покидать «переходящую роту», ведь в Нижнем Новгороде было куда безопасней и веселей, чем на судах флотилии или в десантных отрядах. Проходящие испытательный срок матросы постоянно пьянствовали в ресторане «Апполо» на территории Нижегородской ярмарки, О том, как боялись матросов и как перед ними заискивали в Нижнем Новгороде понятно из воспоминаний бывшего матроса Волжской флотилии М.С. Кулика «Мы захотели есть, и зашли в столовую. Сели за стол. К нам подошел официант, заговорил: «Почтеннейшие матросики, что желаете?…» Когда заканчивались деньги, матросы грабили прохожих. К богатым нижегородцам они наведывались прямо домой. Так был, например, дочиста ограблен местный промышленник Чеснов.

Бывший матрос-связист флотилии В.И. Баканов вспоминал: «Были случаи, когда морячки самовольно уходили в город, возвращались в казармы нетрезвыми, приводили собой женщин сомнительного поведения и т. п.» Ситуация в данном случае, вспоминающим явно смягчена… «Переходящей ротой» командовал матрос М. Савоськин, комиссаром был назначен матрос-большевик С.М. Терентьев. Впоследствии С.М. Терентьев вспоминал: «Переходящая рота» пополнялась мобилизованными и добровольцами. К нам приходили деревенские парни, а также сормовские и канавинские ребята. Некоторых из них влекло во флотилию не желание защищать революцию, а матросский клеш. Однако процент клешников был во флотилии относительно невелик… Нам приходилось вести большую воспитательную работу среди моряков. Ведь в роту часто поступал совершенно сырой материал. Среди моряков бывали случаи нарушения дисциплины. Встречались мы с эсеровскими настроениями в матросской среде».

Любопытно, что в «переходной роте» имелся огромный семидесятитрубный оркестр! И это при хроническом недокомплекте команд на судах флотилии и в десантных отрядах!

«У Волжской военной флотилии было свое коровье стадо в 400 голов. Стадо – это молоко и мясо. Из мяса для моряков делали колбасу. Нижегородские власти не раз поднимали «колбасный вопрос», предлагая морякам Волжской флотилии поделиться деликатесом с городом. Но моряки делиться не хотели, – вспоминал впоследствии матрос флотилии В. Прончатов. – Вслед за флотилией в Нижний приехали лучшие театры страны. Здесь в здании, где сейчас располагается Нижегородский театр кукол, пела знаменитая оперная певица Антонина Нежданова. Нижегородские газеты писали тогда, что на спектакли и концерты не может попасть никто, кроме моряков и их дам». Бои с флотилией белой армии были ожесточенными. Моряки получали ранения, а лечить их везли опять же в волжский порт приписки, в Нижний Новгород. Госпиталь был развёрнут в Сергиевском переулке, в помощь нижегородским медикам сюда прислали врачей из Москвы и Санкт-Петербурга (так в тексте – В.Ш.). На больничных койках здесь были не только моряки. Чтобы было ясно, как трепетно относились в то время к Волжской флотилии, приведу пример: во время праздников всем пациентам госпиталя давали перловку, а морякам макароны с мясом».

О непростых взаимоотношениях между местным населением и прибывшими в Нижний Новгород матросами, вспоминал впоследствии и бывший матрос флотилии А.Н. Лобызов: «В свободное от работ время мы пробовали наладить дружеские отношения с молодежью города (Сенгилея). Но у нас это не получилось. Очевидно, это было связано с тем, что во время кулацкого восстания в Сенгелейском уезде матросы сурово расправились с мятежниками, а кулачество распространило слухи о моряках, запугивая население». На самом деле местные жители вполне объяснимо боялись непредсказуемых анархистов в тельняшках.

Разумеется, что одной воспитательной роботы в «переходной роте» для обуздания привыкшей к вседозволенности «братвы» было недостаточно. Поэтому, в наведении дисциплины среди матросов и в одновременной борьбе с изменами военспецов Н.Г. Маркин вынужден был идти на крайние меры, понимая, что крайней степени разложения, должны соответствовать и крайние меры борьбы с ним, т. е. террор. При этом Маркин действовал порой слишком радикально, особенно часто конфликтуя с военными специалистами.

Отметим, что Н.Г. Маркин считался любимцем Л.Д. Троцкого. Однако вскоре в Нижний Новгород прибыл другой его любимец – Ф.Ф. Раскольников, совмещавший сразу две должности – особоуполномоченного Совнаркома в Поволжье и заместителя Наркома по морским делам. Вместе с Раскольниковым прибыла и его жена Л.М. Рейснер, назначенная начальником политотдела флотилии. Раскольников сразу же бесцеремонно оттеснил Н.Г. Маркина от руководства флотилией. Впоследствии в своих воспоминаниях Ф.Ф. Раскольников будет много писать о Н.Г. Маркине, как о своем лучшем друге и единомышленнике. Однако в это не слишком верится, слишком уж нагло Раскольников забрал у матроса-большевика все властные полномочия на флотилии. Что касается Маркина, то, по причине своей ранней гибели, мемуаров он, как известно, не оставил, поэтому мнения Н.Г. Маркина относительно интриг Раскольникова, мы не знаем.