В огне - [3]

Здесь и сейчас всем достаточно убедительно это продемонстрировали.

Когда один из танков, следовавших в колонне, открыл огонь, не все это услышали, строй сбился. В танке вообще слышно и видно плохо, тем более что механик-водитель сидел в танке «по-боевому», из башенного люка высовывался только командир, приветствующий диктатора. В итоге почти все командиры, танки которых находились на площади, увидели, что произошло, но предпринять что-то осмысленное смог только один – тот, что таранил танк-убийцу. Остальные – кто отдал приказ остановиться, а сделать это было не так-то просто, на площади останавливаться было нельзя под страхом смерти, у каждого в танке сидел офицер САВАК и строго следил за исполнением приказа, в итоге двух командиров танков тут же и застрелили саваковцы, взяв на себя командование и приказав продолжить движение. Не мог офицер САВАК сам посмотреть, что происходит – люк в башне был один, сначала должен был вылезти командир танка, и только потом офицер спецслужбы. Какие-то танки – один остановился, другой продолжал движение – столкнулись друг с другом. Те подразделения, которые должны были начать движение за танками, не знали – то ли им начинать движение, то ли нет – ведь они не видели, что произошло, и не знали причины задержки. В какие-то минуты на площади воцарился полный хаос и бардак.

Командиром одного из танков, следующих по площади в парадном строю, оказался офицер по имени Сабет Ан-Нур. Это был опытный и много повидавший вояка, как и многие другие, тайно ненавидевший режим, но одновременно и боящийся его, и поэтому продолжавший ему служить. Служил он режиму еще и потому, что был персидским националистом, а шахиншах очень тонко играл на струнах национализма, противопоставляя персов как потомков ариев грязным арабам. Не официально, конечно, русский престол никогда не позволял столь открытого и беспардонного стравливания одних народностей с другими, но разговоры такие велись, и их никто не пресекал, хотя вокруг было полно агентов САВАК. Подполковник Ан-Нур видел, что армия за последние пять лет увеличилась чуть ли не вдвое, на вооружении появилось то, чего раньше никогда не было. Из этого он делал свои выводы, и выводы эти были пока благоприятными для режима.

Когда все началось, его танк уже миновал трибуну, где находился шахиншах, не говоря уж о трибуне с наследником и иными официальными лицами. Он повернулся как раз для того, чтобы увидеть – «нулевая» трибуна почти вся, кроме первого уровня, была затянута облаком грязно-бурого цвета. Сначала он подумал, что на трибуне было заложено взрывное устройство, но потом увидел танк с пушкой, направленной в сторону трибуны, и сразу все понял.

Он нырнул в башню как раз в тот момент, когда танк-убийца открыл огонь по трибуне из крупнокалиберного пулемета.

– Остановить машину! – заорал он.

– Нет! – крикнул офицер САВАК. – Нельзя!

Офицер САВАК был на десять лет моложе подполковника, и родом он был из Захедана, из самой что ни на есть глуши. Это тоже была иезуитски хитрая политика шахиншаха – офицеров САВАК набирали из нищих семей, из самых глухих окраинных провинций, что давало весьма положительные для режима эффекты. Выросшие в нищете персидского захолустья, они попадали в крупные города, где они никого и ничего не знали и всего боялись. В их городах на улицах еще были ослы, а в Тегеране было самое настоящее, построенное русскими инженерами метро[2]. В Тегеране по улицам днем и ночью тек нескончаемый поток машин, по вечерам «правоверные», вместо того чтобы отдать Всевышнему положенное число ракатов[3] и отправляться спать, отправлялись в различные увеселительные заведения и веселились там до утра в компании тегеранских девушек, зачастую с не слишком твердыми моральными устоями. Выходцев из провинции это шокировало, режим действовал очень хитро – какое-то время, перед тем как поступить в академию САВАК, провинциалы жили в общежитиях в городе, за счет шахиншаха. Девушку в общежитие, понятно, не пригласишь, не пойдет, да и коренные всегда смотрят на провинциалов с известной долей превосходства. Нередко затевались и драки. В итоге, когда будущий офицер САВАК поступал в академию, в нем уже прорастали ядовитые зерна ненависти «ко всем этим». Именно это и нужно было шахиншаху.

Обучение офицера САВАК состояло из двух частей. Первая – академия, где преподавали, в том числе и русские (для контроля, кому и что преподают), обучавшие студентов самой обычной полицейской работе. А вот потом новобранцев для завершения учебы зачисляли в учебные подразделения, и вот там-то офицеры САВАК учили новобранцев совсем другому. Что Тегеран и другие столичные города продались, и что они против шахиншаха, и что только шахиншах защищает единство Персии. Что армия – это гнездо заговорщиков, что они против народа. В армии всегда кого-то арестовывали, и арестованных офицеров отдавали на расправу этим новобранцам. А когда молодой человек избивает ногами и дубинкой офицера вдвое старше его, а по чину – старше десятикратно, это дает о себе знать. Из них так лепили верных псов режима, внушали, что сила – за ними и что они, малограмотные, нищие, вышедшие из захолустья, вправе распоряжаться жизнями «всех этих». Но даже после этого, после подобной обработки обычный офицер САВАК оставался всего лишь нищим малограмотным пареньком из захолустья, который в критической ситуации не может самостоятельно принять решение, он может лишь тупо, с яростью и фанатизмом исполнять приказы, какими бы они ни были.