В одну и ту же реку. Родное небо - [6]

— Да? Отчего вы так уверены?

— Так центральные ж сами себе дают санкцию на применение препарата вот этого… — я прищурилась, прося о помощи

— А… Да. Веритас, — гордая собой, что вспомнила, подсказала девушка.

— Да, веритас, так что допросят с этим препаратом всех кого заподозрят, и найдут.

— Хорошо бы, а то как-то неуютно, все же. Ой, вы ж, наверное, по делу пришли, а я вас заболтала…

— Нет, что вы, мне уже так надоел этот вынужденный отдых, и это я вас заговорила. Я хотела пластырь регенерационный, третий.

— Третий делается под заказ.

— Да? — я закатала рукав и посмотрела на след от ожога, медсестричка наклонилась и тоже посмотрела.

— Мой вам совет, не тратьте деньги, его и так почти не видно, — сказала она.

— Думаете, пора остановиться?

— Думаю, да.

— Ну и хорошо, последую вашему совету, — ответила я с улыбкой.

Тут очень вовремя зашел старичок и мы с медсестричкой мило улыбнувшись друг другу, расстались.

Да, насчет пластыря меня, конечно, перемкнуло, это ж надо было забыть, что их готовят под человека, но зато поболтала с пользой. Набрала по браслету шерифа Елкина, я ему нравилась, но границ он не переступал и открыто этого не демонстрировал, как раз то, что нужно для совместной работы.

— Доброе утро, шериф, вы наверняка уже весь в работе, — начала я улыбаясь и чуть кокетничая.

— Да, леди некст Викен, скучать не приходится, — приветливо ответили мне.

— У меня к вам будет просьба, зайти к доктору Вендесу и получить у него информацию по поводу травмы Чатхи-Джилкинс около двух лет назад, и о других травмах, если они были. Но если вы очень заняты, может, вы поговорите с доктором, а зайдет к нему мой брат.

Елкин подумал и решил, что не стоит отдавать инициативу в чужие руки.

— Я конечно же выполню вашу просьбу и информация у меня будет к вечеру, часам к семи.

— Спасибо большое.

— Ну что вы, это моя работа.

— А скажите Мышкин еще в участке?

— Да, оформляем освобождение, так что минут через пятнадцать он уже уйдет.

— В участок он прилетел на своем флаере?

— Да, его флаер сейчас на стоянке.

— Спасибо.

— Да не за что.

Стоянка флаеров в городке одна и я как раз успею дойти до нее минут за десять. Единственно, что меня не радовало, это то, что я уж очень привлекала к себе внимание своей шатающейся походкой, меня нет-нет да заносило, и редкие прохожие оглядывались мне вслед.

Подкараулила я Мышкина у входа на стоянку, он стремительно прошел мимо меня и направился к грузовому флаеру в отличном состоянии. Мышкин вызывал у меня стойкую ассоциацию с Синоби-Чехом, те же усы, только пшеничные, а не седые как у доктора, правда, волосы на голове он еще не растерял, хоть и стригся очень коротко, такую стрижку зовут римской.

Я поспешила за ним, и когда он резко остановился и развернулся, чуть не налетела на него.

— Чего надо? — зло поинтересовался он.

— Шоколада, — выпалила я. Да, неофициальное начало разговора удалось.

Старик, посверлил меня взглядом и ответил

— Кондитерская через два квартала, налево.

— А я хочу шоколада у вас дома, сидя на веранде и вдыхая бриз с океана.

Злость у него сменилась озабоченностью, ну да, я б и сама на его месте озаботилась от такого.

— Ты вообще кто?

— Некст Викен-Синоби, — услышав «Синоби», для него все стало на свои места.

— В качестве кого здесь?

— Официального статуса нет, отдыхаю.

Он развернулся и пошел к флаеру, я за ним, молча залезла в кабину, он не препятствовал. Когда взлетели, спросил

— Не боишься?

— Летать? Не боюсь.

— Хватит дурочку строить.

— А вы перестаньте изображать мизантропа-психопата.

— Я и есть мизантроп, — пробурчал он себе под нос, — И не люблю худосочных и наглых девиц, — это уже было сказано громко.

— Вот и чудненько, в постель значит тащить не будете?

— А что надо?

— Не надо.

— Кто послал? Чего хотели? — ну наконец то деловой разговор.

— Кто послал не важно. А хотели — разобраться во всем. Если над вами будет висеть обвинение, пусть и не доказанное, престижа семьи и госслужащих это не подымет.

— А если доказанное?

— Доказанное? Какое именно обвинение может быть доказано?

— Хм, — он невесело улыбнулся в усы.

Когда прилетели к нему домой он жестом указал на веранду и я послушно туда отправилась. Мышкин поставил передо мной чашку с чаем и блюдце с текучим шоколадом.

— Желание женщины — закон. На здоровье, — и пошел в дом, гад.

Я поаплодировала его удаляющейся спине, но он не обернулся. Да, поймал он меня за язык, хотела шоколада получи и убирайся. В дом не пригласили, разговаривать не хотят. Я устроилась поудобнее, мне на этой веранде еще долго сидеть, и принялась обдумывать факты.

Молчание Мышкина с шерифами и Грюндерами вполне понятно и объяснимо. Его попытались сделать крайним, он не дался, прикрывшись презумпцией невиновности. Но вот почему он не хочет разговаривать со мной, неофициальным лицом, да еще и «своей» к тому же, неясно. Вернее, это наводит на вполне очевидные мысли — ему есть, что скрывать даже от своих, значит виновен, только вот в чем? Воздух становился все жарче, то что я сидела в тени уже не спасало, я постучала в запертую дверь дома, потом принялась колотить в нее ногой, став спиной к двери. Примерно через минуту я чуть не упала назад, развернувшись увидела Мышкина, совершенно бешенного, враз припомнились слова Грюнда о психопате и спускании курка.