В объятьях олигарха - [10]

— Пронесет, — сказал Истопник охране. — Мы их, сук, сегодня крепко тряханем.

* * *

Митя Климов до «Харизмы» добрался с огромными трудностями, два раза чуть не нарвался на патруль, а третий раз нарвался — и уходил под пулями, перекатом, от одного мусорного бака до другого. Одна пулька все же зацепила мякоть бедра, и нога кровила, но Митя, как всякий руссиянин, привык к боли и просто не обращал на нее внимания. Редкий месяц его жизни обходился без увечий.

Подвал «Харизмы» был ему хорошо знаком, и он надеялся здесь чем–нибудь поживиться. Подвал был устроен таким образом, что часть его спускалась в канализацию, каменный желоб тянулся в подземную гнилую реку; этим путем обычно избавлялись от свежих трупаков. Под потолком тускло горела старинная электрическая лампочка, освещая горы мусора, какие–то ящики, свалку тряпья и пустых бутылок. Эти бутылки в первую очередь интересовали Митю. Он нашел пластиковый стаканчик и за полчаса, сцеживая из бутылок по каплям, а то и по глотку, сумел напиться превосходным иноземным пойлом. Даже немного переборщил. Спиртное легло на пустой желудок комом, зрение затуманилось. Кое–как Митя перетянул ногу куском изоляционной ленты, потом полежал на груде ветоши, мечтательно глядя в потолок. О том, что Димыч сегодня появится в клубе, ему никто не говорил, он сам это вычислил, и теперь размышлял, насколько рискованно предстать

перед ним прямо здесь, в «Харизме». Допустим, если добраться до туалета на втором этаже… У Димыча, об этом многие знали, больные, отбитые почки, в туалет он придет непременно, но вот в какой? Их в «Харизме» восемь, и у каждого сидит по охраннику. Охранников Митя не опасался, вряд ли кто–нибудь из них знает его в лицо. Перехватить Димыча в сортире — это идеально, но ведь не угадаешь. А на улице точно не удастся. Только сунься из темноты — без разговора получишь в лоб световой луч.

Но первое, что предстояло сделать, это все же уточнить, здесь ли учитель. Одет Митя Климов был прилично: свитер с продранными локтями, старенькие линялые джинсы, куртачок из кожзаменителя, — на людях показаться не стыдно. Большинство руссиян донашивали военное обмундирование немцев времен первой мировой войны, щедрый дар Евросоюза, куда Россия входила на правах развивающегося туземного государства. Проблема была не в этом. Даже если его вдруг опознают, он сумеет ускользнуть. А вот не подведет ли он Димыча публичным контактом? В чем Митя Климов плохо разбирался, так это как раз в тонкостях отношений между знатью, особенно в присутственных местах. Если он вызовет неудовольствие Истопника излишней настырностью, тот просто откажется ему помочь. Это в лучшем случае. Про худший нечего думать, конец, как поется в песне, у всех один, на братской свалке. Но выхода не было. Погоня поджимала, пятки горели, а не только подраненное бедро.

Жрать хотелось невыносимо.

Сделав последние два глотка из пластикового стаканчика (кажется, джин и водка), Митя вздохнул и потащился к двери. Пустой коридор освещен люминесцентными прожекторами, до лестницы на первый этаж метров десять. Но Митя на лестницу не пошел, поступил хитрее. Добрался до мусоросборника и нажал кнопку вызова грузового лифта. Действовал по наитию. Чутким слухом улавливал разноголосицу увеселительного дома и, глотая слюни, представлял, сколько тут собрано вкуснейшей еды. Кроме того, дом был набит монетой, как раздутый каменный кошель. При других обстоятельствах Митя Климов, попав по случаю в столь шикарное заведение, нашел бы, конечно, более удачное применение своим талантам, чем изображать крадущегося зверька.

На последнем, шестом этаже он вышел из лифта и очутился в просторном холле, уставленном мягкой мебелью, с кадками цветов по углам. В одном из кресел дремала, свернувшись калачиком, рыжеволосая девушка в желтом трико. Она выглядела так невинно, что у бедного Мити вдруг перехватило дыхание. Сцена была из другой, прекрасной жизни, про которую он давно забыл, вернее которой никогда не знал. Девушка напомнила ему Мальвину из какой–то детской сказки. На звук прошуршавшей двери лифта она распахнула огромные синие глаза.

— Пятьдесят баксов, — сказала, зевнув, — и ни центом меньше.

— Согласен, — обрадовался Митя. — Но хотелось бы в кредит. Временные затруднения с наличкой.

— Еще чего… — протянула девушка, но не договорила — в ту же секунду они оба узнали друг друга. Это была Даша Семенова, его одноклассница. Умница, золотая медалистка. Их выпускной класс был последний, на другой год все школы уже закрылись на инвентаризацию. Со всего района в нем набралось одиннадцать человек. И всем на выпускном вечере выдали по золотой медали, сделанной из папье–маше. Директор школы Петр Иванович Сидоров выступил со странной речью, Митя до сих пор ее помнил. Директор говорил о том, что если у их многострадального отечества еще и осталось какое–то будущее, то это зависит целиком от образованных мальчиков и девочек, которым сегодня по шестнадцать лет. И медали, и речь директору дорого обошлись. На другой день он пошел с ведром к колонке за водой, и его переехал невесть откуда взявшийся автобус «Мицубиси». Митя помнил и похороны, и красивый синий целлофановый мешок, в котором опустили в землю директора- вольнодумца. На ту пору среди туземцев смерть давно стала такой же обыденкой, как дождик либо утренние заморозки, но вот проводить Сидорова собрался весь его последний в районе десятый выпускной класс.