В объятиях страсти - [32]

Это было последней каплей. Терпение Сирены лопнуло.

– Видимо, с вашей точки зрения, джентльмены, такие высокие материи, как политика, недоступны женскому ра­зумению? – осведомилась она, обводя взглядом лица при­сутствующих и задерживаясь на каждом из них.

Снисходительная улыбка полковника Пауэлла только подлила масла в огонь.

– Мы и не думали оскорбить вас, мисс Уоррен, – осторожно сказал полковник, наблюдая за искорками раз­дражения, вспыхнувшими в ее изумрудных глазах. – Просто не стоит забивать прелестную головку такими скуч­ными вещами.

– Я не разделяю безнадежно устаревшего убеждения в том, что назначение женщины не распространяется за рамки ведения домашнего хозяйства, что она не способна принимать важные решения и не должна высказывать сво­его мнения по государственным вопросам.

Сирена еще больше разозлилась, увидев ошеломленное выражение на лицах онемевших слушателей. За одним ис­ключением. Трейгер Грейсон преспокойно потягивал бренди, только ироничная улыбка кривила его чувственные губы.

– И мне не нравится, когда меня выставляют за дверь, словно я не имею права…

– Довольно, Сирена! – рявкнул Брендон, считая себя обязанным поставить на место свою невесту. – Ты вме­шиваешься в дела мужчин.

Она язвительно усмехнулась, придравшись к выбору слов.

– Дела мужчин? Уверяю тебя, Брендон, женщины стра­дают от войны ничуть не меньше. Глядя на вас всех, я начи­наю думать, что у патриотов есть немало оснований для недовольства. Вы подавляете их, лишаете элементарных прав точно так же, как сейчас обошлись со мной только потому, что я женщина. Вы принимаете решения и навязываете их дру­гим, не считаясь ни с кем. Корона поступает с колониямвесьма неразумно, возлагая на них непосильное бремя налогов и притесняя, словно рабов. Если бы вы, благородные джентль­мены, хоть раз побывали в шкуре колонистов, то наверняка сочли бы ее чересчур тесной, жесткой и холодной.

– Сирена, следи за своим языком! – воскликнул ее отец, находясь на грани сердечного приступа. Склонность Сирены открыто выступать против несправедливости не была для него новостью, но Митчел никогда не думал, что девушка может зайти так далеко. – Если бы ты не нахо­дилась среди друзей, твои слова могли бы превратно ис­толковать.

Несмотря на возможные последствия, Сирена не сожа­лела о сказанном и готова была выпалить: «У меня своя голова на плечах, и я не позволю, чтобы со мной обраща­лись как с прокаженной!» Она подняла руку, останавливая приближающегося к ней взбешенного Брендона.

– Пока ты не приступил к моему воспитанию, сообщаю тебе, что свадьбы не будет. А потому нечего смущаться, буд­то тебя кастрировали в присутствии однополчан. – Ее тон был таким невинным, а улыбка столь милой, что прошла не одна секунда, прежде чем смысл сказанного дошел наконец до слушателей.

Но Сирене было все равно. Пришло время заявить о своей независимости, к тому же ей не терпелось раз и навсегда – избавиться от лицемерного Брендона с его кон­сервативными взглядами.

– Ты не несешь за меня никакой ответственности, Брендон. Я в состоянии позаботиться о себе, что тебе следовало понять с самого начала. Ты совершил серьезную ошибку, попросив моей руки, а я допустила непроститель­ную оплошность, полагая, что смогу изображать пустого­ловую куклу, которая тебе нужна в качестве жены. – Она сделала грациозный реверанс, одарив собравшихся ослепи­тельной улыбкой. – Всего хорошего, джентльмены.

В гробовом молчании Сирена выпорхнула из кабинета. Брендон ринулся за ней следом и рванул ее за руку.

– Ты, видимо, совсем лишилась рассудка, Сирена, – прорычал он, вне себя от ярости. – Клянусь, ты пожале­ешь, что публично унизила меня.

Девушка бесстрашно вздернула подбородок, глядя в его искаженное злобой лицо.

– Сомневаюсь. Не смеши меня, Брендон. Ты размаз­ня и трус и сделал все, что только мог, лишь бы уклонить­ся от защиты собственных убеждений. Ты бы охотно предоставил эту привилегию британцам. Если бы сила сей­час была на стороне патриотов, я бы ничуть не удивилась, узнав, что ты придерживаешься их взглядов в надежде отсидеться и не принимать непосредственного участия в военных действиях.

И без того мрачное лицо Брендона потемнело как гро­зовая туча, и в гневе он тыльной стороной ладони ударил Сирену по лицу с такой силой, что она едва устояла на ногах.

– Проклятая сучка! – прошипел он. – Твой папаша совершил большую глупость, отправив тебя в эту шикар­ную школу. Надеюсь, скоро он это поймет. Ты слишком много о себе мнишь. – Брендон помахал пальцем переносом растерявшейся Сирены. – Мы еще встретимся, дорогая. Только уважение к твоему отцу удерживает меня от соблазна свернуть тебе шею.

Брендон вернулся в кабинет, дабы восстановить свое доброе имя, а Сирена бросилась прочь, прежде чем разра­зиться слезами. Будь он проклят, будь проклята ее соб­ственная несдержанность! Долгожданный бал оказался сплошной нервотрепкой, в которой одна катастрофа следо­вала за другой.

Выйдя на крыльцо, она горько вздохнула, смахнула слезы и попыталась взять себя в руки. Взгляд ее упал на конюшню, и Сирена, перебежав лужайку, приказала оседлать жеребца.