В объятиях смерти - [6]

— Шофер, которого ты упоминал, кажется, Ханнел, он запомнил, как Берил была одета, когда он посадил ее в аэропорту? — спросила я.

— Было темно, — ответил Марино. — Он не уверен, но полагает, что на ней были брюки и куртка. Эти брюки, цвета хаки, все в крови, мы здесь обнаружили. Значит, в момент нападения она была в них. Подходящая куртка лежала на стуле в спальне. Я не думаю, что она переоделась, когда пришла домой, просто бросила куртку на стул. Блузку, белье — все это забрал убийца.

— На память, — подумала я вслух.

Марино пристально разглядывал темное пятно на полу, где было найдено тело.

— Я представляю себе это так: он валит ее здесь, срывает одежду, насилует или пытается это сделать, затем закалывает и почти отрезает голову, — проговорил он. — Какая жалость, что результаты мазков на сперму, взятых у нее, оказались отрицательными. Похоже, мы можем распроститься с идентификацией по физиологическим признакам.

— Если только какой-нибудь из образцов крови, которые мы взяли на анализ, не окажется его, — ответила я. — В противном случае — да, забудь об этом.

— И нет волос, — добавил Марино.

— Нет, за исключением нескольких, похожих на ее.

В доме было настолько тихо, что наши голоса звучали пугающе. Куда бы я ни посмотрела, я видела чудовищные пятна. Перед глазами — колотые раны, отметины рукоятки, дикая рана на шее, зияющая, как красная разинутая пасть. Я вышла в коридор. Пыль раздражала легкие. Было трудно дышать.

— Покажи мне, где вы нашли ее оружие, — сказала я.

Когда полиция той ночью прибыла на место преступления, на кухонном столике рядом с микроволновой печью обнаружили автоматический револьвер тридцать восьмого калибра, принадлежащий Берил. Оружие было заряжено и стояло на предохранителе. Лаборатория смогла идентифицировать лишь неполные отпечатки, которые оказались ее собственными.

— Она держала коробку с патронами в столе рядом с кроватью, — сказал Марино. — Возможно, там же хранился и револьвер. Думаю, она принесла сумки наверх, распаковала и выгрузила большую часть одежды в корзину в ванной комнате, а затем поставила ее в шкаф. Тогда же она достала и свой револьвер — верный признак беспокойства. Могу поспорить, что она не угомонилась, пока не обошла с ним каждую комнату.

— Я поступила бы точно так же.

Марино оглядел кухню.

— Итак, она, вероятно, решила перекусить.

— Может быть, она и собиралась перекусить, но так ничего и не съела, — ответила я. — Содержимое ее желудка составило около пятидесяти миллилитров, или менее двух унций, темно-коричневой жидкости. Что бы она ни ела последний раз, это полностью переварилось к тому моменту, когда она умерла, и даже к тому времени, когда подверглась нападению. Пищеварение прерывается в минуты острых переживаний или страха. Если бы она хоть что-то съела перед тем, как убийца вошел к ней, желудок не остался бы чистым.

— У нее все равно нечего было пожевать, — сказал Марино так, как будто это было очень важно, открыв дверцу холодильника.

Внутри мы обнаружили сморщенный лимон, две пачки масла, кусок заплесневевшего сыра, приправы и бутылку тоника. Морозильник выглядел более обнадеживающе. Там было несколько упаковок куриных грудок и постный говяжий фарш. Похоже, Берил не увлекалась кулинарией, относясь к этому вполне утилитарно. Я знаю, как выглядит моя собственная кухня. Эта же кухня была угнетающе стерильна. Пылинки клубились в бледном свете, сочащемся сквозь щели в серых модельных жалюзи над раковиной. Сушка и раковина пусты и сухи. Кухонная утварь была новой и выглядела так, как будто ею ни разу не пользовались.

— Другая версия — она пришла сюда, чтобы выпить, — размышлял Марино.

— Анализ на алкоголь дал отрицательный результат, — сказала я.

— Это не означает, что она об этом не думала.

Он открыл шкафчик над раковиной. Там на трех полках не было свободного дюйма: «Джек Дэниелс», «Чивас Ригл», «Тэкверэй», ликеры и кое-что еще, что привлекло мое внимание. На верхней полке перед коньяком стояла бутылка гаитянского рома «Бабенкот» пятнадцатилетней выдержки, такого же дорогого, как и чистый скотч.

Рукой в перчатке я достала ее и поставила на стол. На бутылке отсутствовал штриховой код, а золотистая крышка ни разу не отвинчивалась.

— Не думаю, что она приобрела его где-то здесь, — сказала я Марино. — Полагаю, это куплено в Майями, на Ки Уэсте.

— Итак, ты считаешь, что она привезла это из Флориды?

— Возможно. Очевидно, она знала толк в спиртных напитках. «Бабенкот» просто великолепен.

— Кажется, я должен звать тебя доктор Знаток, — сказал он.

Бутылка «Бабенкота» была незапыленной, в отличие от большинства стоявших рядом бутылок.

— Это возможное объяснение того, почему она оказалась на кухне, — продолжала я, — может быть, она спустилась вниз, чтобы убрать ром. Не исключено, что она подумывала — не принять ли на ночь стаканчик, когда кто-то позвонил в дверь.

— Да, но это не объясняет, почему, отправившись к двери, она оставила здесь на столике свой револьвер. Мы предполагаем, что она была напугана, верно? Все же это наводит на мысль, что она ожидала кого-то, что она знала этого психа. Эй, у нее же была вся эта изысканная выпивка, верно? И что, она пьет все это в одиночестве? Как-то глупо. Гораздо логичнее предположить, что время от времени она устраивала небольшие приемы, приглашая какого-то парня. Черт побери, может быть, это как раз тот самый М., которому она писала из Ки Уэста? Может быть, именно его она ожидала тем вечером, когда ее пристукнули?