В неосвещенной школе - [38]
Как раз из-за тучки выглянул месяц. Прасковья увидела, что человек роется в земле. Порылся-порылся и пошел наверх. Дрожа от страха, Прасковья сидела за глиняной глыбой и ждала. Человек прошел в нескольких шагах от нее, и Прасковья, прежде чем потерять сознание, отчетливо увидела, что никакой бороды у него не было. Оборотень теперь имел образ не лавочника, а работника Перегуденковых — Васыля. Придя в себя, Прасковья поплелась уже не в школу, где водится нечистая сила, а к дому богача Марченко, где, как она знала, остановился проездом урядник. Правда, урядник — не поп, окропить святой водой тропинки, по которым прошел оборотень, он не сможет, но все же это начальство, а начальство обязано бороться со всяким злом на свете. До рассвета она стояла под окном, не решаясь постучать, а утром, когда урядник садился в бричку, бросилась к нему и не отстала, пока он не согласился съехать вниз и посмотреть, что за мешок спрятал там оборотень. Внизу в это время Васыль, уложив мешок на дно подводы, бросал в нее лопатой песок. Урядник соскочил с брички и потянул мешок к себе. У Васыля не было другого выхода, как хватить урядника лопатой по голове. Но на помощь начальнику кинулся его кучер, и Васыля связали. Увидев, что было в мешке (а в мешке, конечно, были только что отпечатанные листовки), урядник радостно засмеялся, перетащил мешок в бричку, туда же посадил связанного Васыля и велел кучеру гнать в город.
Об этом во всех подробностях и рассказала мне Прасковья, как только я вернулся утром в школу.
— Вот, соколик, какое святое дело я сделала ночью. Ты бы хоть походатайствовал, пусть мне прибавят жалованья.
Еле сдержавшись, чтоб не придушить ее, я бросился в лавочку. Тарас Иванович, Илька и Зойка были уже на ногах, но еще ничего не знали.
— Да, теперь нам здесь не отвертеться, — мрачно сказал Тарас Иванович. — А, черт, как не вовремя! Но ничего не поделаешь. Приходится менять место. И как можно скорее. Добраться бы до Мариуполя, а там — ищи иголку в сене. — Он ласково глянул на меня. — Спасибо, Митя. Славный ты парень, много хорошего сделал для нас. Выполни и еще одно задание. Дам я тебе… гм… гм… этакие железные коробочки. В каждой из них — часовой механизм и… кое-что другое… Отнеси эти коробочки в заброшенную мельницу и заведи ключиком пружины. Сколько тебе понадобится времени, чтоб дойти до мельницы?
— Сорок минут, — сказал я.
— А если поднажмешь?
— Думаю, хватит тридцати.
— Хорошо. Примерно из этого и будем исходить в наших расчетах. Не бойся, раньше времени штуки эти не дадут о себе знать. Так вот, разнеси их по этажам мукомольни и во всю мочь беги в жандармское управление.
— Ку-уда-а?! — отшатнулся я в изумлении.
— В жандармское управление, — спокойно повторил Тарас Иванович. — Там, подлый доносчик, заяви, что собственными глазами видел, как лавочник и еще несколько человек с ружьями за плечами и бомбами в руках пробирались в старую мукомольню. Пусть, канальи, осаждают ее, а мы тем временем… Понял?.. Вижу, вижу, что понял: ты ж парень сообразительный. Мы такими коробочками уже провели однажды полицию. Проведем и теперь.
Тарас Иванович подмигнул Ильке, и они вместе вышли во двор.
— Митенька, — прильнула ко мне Зойка, — опять мы расстаемся. Но ничего, ничего, все будет хорошо. Помнишь, как я наказывала тебе превзойти все точки с запятыми? Теперь вот тебе мой наказ: учись! Все науки превзойди! Ох, как нужны будут ученые люди свободному народу!
— Ты не забудешь меня? — спросил я, чувствуя, что слезы навертываются мне на глаза.
В ответ Зойка еще крепче прижалась ко мне. Тарас Иванович вернулся с кошелкой в руке.
— Получай. Все налажено. А вот и ключик. — Он вынул из кошелки небольшую железную коробочку и показал, как завести в ней часовой механизм. — Тут их шесть штук, машинок этих. Каждая заряжена на свой срок действия. Беги, не теряй времени. И, повторяю, не опасайся: сделано все надежно. Только в мельнице не задерживайся. Завел, расставил — и гайда!
Илька хлопнул меня по плечу:
— Митя, какое поручение! Аж мне завидно! Ну, до скорого! — Он стиснул меня в объятии.
Боясь, что мне не скрыть слез, я схватил кошелку и выскочил на улицу.
Мельницу со всех сторон обложили жандармы и городовые. Они палили в пустые окна из винтовок и револьверов, а из окон время от времени доносились глухие взрывы.
Только к вечеру, когда подкатила артиллерия и выпустила по толстым стенам дюжину снарядов, храбрые воины осмелились двинуться на приступ. Шли они с ревом и бранью, а вернулись молча, с глупейшими от конфуза лицами.
Я зашагал в свою школу.
Все во мне ликовало.
И в то же время мне было невыразимо грустно.
