В некотором царстве… Сборник рассказов - [15]

 Теперь удивился даже проходимец Пустоблюдов:

– Фонд помощи московским старикам на Сейшелах? Я думал это просто разговоры.

 -А почему бы и нет? Какая разница, хоть в Антарктиде. Да, докладываю, транш из Сибири получен, ждем теперь из Красноярска.

 -Это, как его…а пенсионерам-то мы помогаем?

 -Еще как! В ваш адрес поступают сотни благодарственных писем не только в мэрию, но и в федеральное правительство.

 Об этом Феликс, конечно, знал. Ему не раз в мэрии жали руку за "высочайший вклад в дело благотворительности". А одна полная дама на коротких ножках так внезапно и горячо начала его "за это" целовать, что Феликс чуть не задохнулся из-за сдавленного ее цепкими пальцами горла. "Спасибо вам, дружок. Загляните ко мне вечером на пирожок". Пустоблюдов еле от нее отделался.

 И все же что-то Феликса настораживало. Он был рад перемене в жизни, но слишком уж эта перемена была гротесковой, неестественной. Сердце подсказывало, что этот цирк может в любой момент закончиться, тем более что почти каждый день по телевизору показывали коррупционеров всех калибров, задержанных органами.

 Однако ветер благополучия и удовольствий вскружил ему голову и о своих страхах он забыл.

 В один из дней к нему в кабинет ворвался управдом Себастьян Веточкин. Лицо его было красным, пахло от него как всегда сивухой и псиной, но он был трезв.

 -Еле прорвался к тебе через твоих бугаев-охранников.– Веточкин вытер пот рукавом с морщинистого лба.– Поднялся до небес, своих друзей не хочешь видеть.

 -Когда это мы были с тобой друзьями, Себа, и чего тебе нужно, чего приперся?

 -Фу как ты…Местечко себе тепленького прошу возле твоего корыта, вон как "Третий глаз" светит и гремит.

 -Ну а ты-то тут при чем?

 -Как при чем? Это же я тебе помог подняться, моя идея! Ты сам об этом газетчикам говорил.

 -Не верь газетам, Себа и иди с миром.

 -Как так?

 -Забыл, как нужно ходить, а не ползать спьяну на четвереньках? Встань и иди, пришел ведь как-то. Или ты только перед моим кабинетом на ноги поднялся? Ха-ха. Проваливай и чтоб я тебя больше здесь не видел.

 -Напрасно, Феликс Николаевич. Относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе.

 -Это ты своей благоверной расскажи, после того как она тебя в очередной раз огреет утюгом.

 -Эх, Пустя…был Пустей, им и остался. Ты об этом пожалеешь. Это ведь я тебя пристроил в дворницкую, когда ни одна собака брать тебя на работу не хотела.

 Феликс поморщился. Пустей его давно никто не называл. Но именно так его окрестил Веточкин, когда впервые увидел его паспорт.

 -Ты оказался лучшим из всех встреченных мною псов, Себа,– ответил глава благотворительного фонда.– А теперь лизни мою заднюю лапу, если хочешь, и проваливай.

 -Этого я тебе не прощу. Никогда.

 -Эй, Зоя!– позвал Феликс.

 Когда секретарша заглянула, велел ей позвать охранников из Управы.

 -Не надо,– поднялся Веточкин.– Я в провожатых не нуждаюсь. Что ж, Феликс Николаевич, желаю вам всего самого- самого…И скоро вы получите то, что заслужили.

 -Проваливай!

 В пятницу с Сейшельских островов позвонил Дерюгин. Сказал, что филиал почти открыт, но нужны дополнительные средства. Трубку у него перехватил журналист Квасцов, который тоже оказался на островах. Пьяным голосом он кричал, что благотворительность "Третьего глаза"– это величайшее достижение человечества, тоже заявил, что не хватает денег, хрюкнул и отключился, видимо, опал.

 Вскоре после этого странного звонка вошла Зоя, сказала, что переезд в новый офис фонда в Сити состоится через неделю. Уже приглашены журналисты федеральных каналов и изданий. А на 30-е число Пустоблюдову забронировано место в бизнес классе самолета Москва- Виктория.

 -Виктория?– не понял Феликс.

 -Ну да, это столица Сейшельских островов. Руководитель компании должен присутствовать на открытии филиала. Так что скоро будете в Индийском океане.

 Однако Зоя не угадала.

 Под вечер, в приемный час руководителя фонда "Третий глаз", приползла сухонькая старушка в белом, театральном парике. Она вообще была похожа на погасшую звезду подмостков, которая всячески пытается светить. Яркий, девичий макияж, тяжелые, позолоченные серьги в виде стрел Зевса, серебряные массивные перстни на тонких пальцах. Пахло от нее тиной, корвалолом и советскими духами, название которых Феликс никак не мог вспомнить.

 Она села напротив, постучала пальцами по столу, видно, собираясь с мыслями. Потом достала из ридикюля, с каким, наверное, когда-то ходила в театр, пачку тонких сигарет, попросила огонька. Пустоблюдов собирался сказать, что в общественных местах курить запрещено, но почему-то не посмел. Чиркнул зажигалкой, пододвинул к экзальтированной старушке пепельницу.

 -Ну-с, – не выдержал он.– Я вас внимательно слушаю. У вас просьба, жалоба?

 -Жаловаться, молодой человек, давно не ходят лично,– ответила она высокомерно, пуская в потолок синие кольца. – Для этого изобретен интернет. Написал в нужную инстанцию и дело в шляпе. Если и не снимут с должности обидчика, так крови ему подпортят изрядно. Политический режим в стране другой, а бюрократическая машина та же.

 Феликс поморщился – только еще не хватало выслушивать от старой карги политпросвет.