В небе Молдавии - [10]
Яковлев остановился и зло ответил:
- Я заквашен на других дрожжах, чем ты. - Его голубые глаза сузились, светлые брови сошлись в одну узкую ниточку. - От них душа хмелеет, а тело крепчает.
- Смотри, как бы хмель в голову не ударил, - не унимался Дементьев.
- Брось язвить, Дементьев! - прикрикнул Ротанов... - Хоть бы сам летал как следует, а то боя как черт ладана боишься.
- Иди, иди, таскай конус, - поддержал Грачев, - это тебе больше подходит.
Дементьева, как и Борисова, летчики не любили. Бывают же такие люди: у них и душа вроде нараспашку, а в товарищи их не берут. Дементьев тоже казался свойским, и все же от него отворачивались. Особенно противными были его глаза: они щурились от удовольствия, когда подмечали что-нибудь неладное, и излучали добро, когда надо было что-то выпытать. Летал он неохотно, больше буксировал конус в зоне стрельб. К начальству имел свой подход. Если Дементьев попадал в компанию, разговор уже не клеился и люди под разными предлогами начинали расходиться.
Со стоянки вырулили два истребителя. Над одним возвышалась крупная голова Хархалупа. Второго пилота - маленького белобрысого Яковлева - почти не было видно. На повороте он созорничал: дал полный газ, и упругая струя воздуха ударила в нас отработанными газами, пылью и гравием. Чертыхаясь, мы разбежались в разные стороны.
Возле меня оказался Борис Комаров.
- Помнишь, как мы с тобой воздушный бой вели? - вдруг спросил он. Никто никого...
- Ну и что? - Я непонимающе взглянул на него. Комаров проводил взглядом взлетевшую пару и доверительно заметил:
- Значит, и я могу с Хархалупом тягаться? А?
- Конечно, Борис, не боги же горшки обжигают.
Две серебристые "чайки" стремительно набрали высоту и скрылись в синеве..
* * *
Палил зной. Дежурный по полетам лейтенант Крейнин уже в который раз переставлял свой столик, чтобы быть в тени полотняного грибка. Он напряженно щурился на лежавшую перед ним плановую таблицу. В глазах рябило от галочек, стоявших против фамилий летчиков и номеров их самолетов. Один только вылет не был отмечен. Где же летчик? Время посадки давно истекло. Может, летчик давно уже приземлился, а он просто забыл поставить галочку? Крейнин взглянул на заправочную стоянку, но и там машины номер 33 не было.
- Терпеть не могу у себя в хвосте посторонних.
О своих сомнениях Крейнин доложил руководителю полетов. Пока они разговаривали, я сидел в кабине самолета, готовый к вылету на стрельбу. Богаткин обхаживал самолет и насвистывал.
Подошел автостартер. Германошвили соединил длинный металлический хобот с втулкой винта, и я подал команду к запуску.
Стрельба по наземным целям оказалась трудным орешком. Теоретически я знал ее хорошо, мог рассчитать с любой дальности, по любой цели и в тысячных измерениях разместить в сетке прицела. А вот попасть в цель с воздуха оказалось куда труднее, чем на бумаге. Немалую роль тут играл психологический фактор: честно говоря, я боялся "поцеловаться" с землей. К тому же и опыта не было никакого. Тем, кто летал на истребителях типа "И-16", приходилось легче. Прежде чем выпускать пилотов на самостоятельную стрельбу, опытные инструкторы обучали их на двухместном "Ути-4". Мы же постигали все премудрости стрельбы сами. Особенно трудно было определять угол пикирования. Именно от него зависел результат: на меньших углах недолет, на больших - перелет.
Мы гнались за высокими показателями и потому старались стрелять с крутого пикирования, при углах, превышающих пятьдесят градусов. Действуя на глазок, мы невольно допускали ошибки. Но все кончалось хорошо. Ни одна из наших девчат еще не осталась без возлюбленного. А такое могло быть: ведь у летчика жизнь и смерть - всегда рядом.
... Я летел на стрельбу второй раз в жизни, и этот вылет чуть было не оказался для меня последним.
В летной школе мы не стреляли. В полку - только что начали. Как и следовало ожидать, результаты первой стрельбы были плачевные. Особенно у меня. Вместо четырех-шести заходов я сделал десять. Оказывается, дьявольски трудная штука - попасть в цель. То самолет качнет, то рулями сработаешь резко, вот и мечется сетка как угорелая. А тут еще земля наваливается со страшной силой. Кажется, еще миг - и останется от тебя мокрое место.
Пулеметы "ШКАС"{1} по тому времени считались очень скорострельными. Две тысячи выстрелов в минуту. Пила, а не очередь, все разрежет. Тридцать патронов, которые нам отводили для выполнения задания, - сущий пустяк; мгновенье - и нет ни одного. Великим экономом нужно быть, чтобы рассчитать их на две-три очереди.
Лишь одна пуля из тридцати, кажется, зацепила край мишени. А для удовлетворительной оценки, помнится, требовалось пять попаданий.
Полигон находился сразу же за городом, на маленьком заброшенном аэродроме. Бельцы - небольшой город: поднимешься на сто метров - и весь он как на ладони. Сверху я хорошо видел дом с черепичной крышей. Мой дом. Там жена, ребенок. Они совсем рядом. Промчаться бы над ними, покачать крыльями, напомнить о себе. Но, увы! - заданием это не предусматривалось.
Самолет от воздушных потоков крепко встряхивало. Я осмотрелся. Около мишеней - знак "Т": стрельба разрешена. Бело-оранжевый дым шашки указывает направление ветра. При стрельбе его обязательно нужно учитывать. Скажут: подумаешь, ветерок... Да, ветерок! На земле он приятно освежает, ласково ерошит волосы, а во время стрельбы вредит страшно.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.