В небе Кавказа - [2]

Поднявшись в небо, герои заслонили своими жаркими сердцами Родину, землю нашу советскую, расплескавшуюся на полпланеты.

Погиб и Николай, правда, не в боевой обстановке, но погиб так же, как и они, не колеблясь ни минуты, когда надо было отдать жизнь. Вспыхнуло сердце смоленского парня ярким незатухающим пламенем в небе Чечено-Ингушетии. А свет этого пламени и сейчас доходит до нас через минувшие десятилетия и не гаснет, вновь и вновь напоминая о дате гибели героя, о дате, в которой сфокусировалась вся его жизнь.

А сколько хороших, добрых дат и событий было помечено у него в дневнике! Да разве удержит их память друзей-однокашников. Попробуй вспомни, когда сам на фронт прибыл, в первый воздушный бой вступил, потерял боевого друга или самого отправили в госпиталь, когда сбил первый самолет противника. Только во сне приходит это: вроде бы сейчас жгут лютые морозы и чавкает под тяжелыми солдатскими сапогами непролазная грязь и перед глазами ползут густые молочно-сизые туманы. И доносится издали канонада. И с ревом пикируют вражеские самолеты.

Теперь жизнь Лавицкого хорошо представляется. Из множества дат проступает одна: 10 марта 1944 года — день гибели Героя Советского Союза, летчика-истребителя гвардии капитана Николая Ефимовича Лавицкого.

Листок клена

Поздно вечером в кабинете секретаря Гудермесского райкома партии Н. А. Шепелева тревожно прозвенел звонок. Николай Андрианович поднял трубку:

— Слушаю!

— У телефона начальник Кумтуркалинского БАО (батальона аэродромного обслуживания). — Говоривший назвал свое воинское звание и фамилию. — Прошу вас, не покидайте кабинета. Через час ждите меня. Дело сугубо конфиденциальное. Нам надо выяснить детали гибели летчика, Героя Советского Союза гвардии капитана Лавицкого Николая Ефимовича.

…В кабинете еще не рассеялся дым: только что тут проходило совещание. Николай Андрианович подошел к окну, распахнул форточку. Постоял немного, вглядываясь в темень. В комнате было по-прежнему душно.

Он снял с вешалки пальто, накинул на плечи, вышел во дворик. Падающий из окна свет раздваивал дорожку. Шепелев ходил по ней взад-вперед, взад-вперед. Потом остановился у небольшого клена, растущего прямо у окна. Вгляделся в его зябкие ветви. На самой верхушке на тонком стебельке держался один-единственный листок, оставшийся с осени.

Николай Андрианович вспомнил, как отчаянно цеплялся этот листок за жизнь. Осенние порывистые ветры не могли его сдуть. Уже падал снег, а он все был там. В последние, уже мартовские дни сильные потоки воздуха, хлынувшие откуда-то с севера, все больше раскачивали его. Листок не падал.

«Ну, ты стоишь, чтобы сохранить тебя», — подумал Шепелев. Поднявшись на носки, он осторожно снял листок, принес в кабинет, бережно положил на календари. На белой бумаге ясно были видны нежные прожилки.

Шепелев взял трубку, попросил соединить его с начальником авиационной школы майором Лединевым.

— Сейчас у меня будут представители Кумтуркалинского БАО. Хотелось, чтобы во время нашей беседы присутствовали и вы.

— Вероятно, это по делу трагической гибели летчика Лавицкого? — послышалось в трубке.

— Да!..

Спустя десять минут в кабинет секретаря райкома вошли офицеры. Один из них начал докладывать:

— Сегодня неподалеку от железнодорожной будки 820-го километра магистрали Ростов — Баку разбился истребитель «аэрокобра» 9-й гвардейской истребительной авиационной дивизии, пилотируемый помощником командира соединения по воздушно-стрелковой службе гвардии капитаном Лавицким. Летчик предпринял попытку сбить пламя, но, видимо, сделать этого не удалось. Задав нужное направление истребителю, капитан посадил самолет. Но… погиб.

— А была ли у Лавицкого возможность покинуть самолет?

— Да! Была. Но летчик не воспользовался ею. Ведь падающий истребитель мог врезаться в эшелон, стоящий на станции Гудермес. А в эшелоне были боеприпасы, огромное количество взрывчатки. Случись это — все вокруг как бритвой сбрило бы. Летчик, по-существу, спас город. Это подвиг. Вот, кстати, документы капитана.

На стол легли удостоверение личности Николая Ефимовича Лавицкого, партийный билет, фотография. На ней — группа летчиков, среди них сам Лавицкий — среднего роста, русый, худощавый, затем — А. И. Покрышкин, А. В. Алелюхин, В. А. Егоров. Небольшой конверт. На конверте было написано: «Память Смоленщины», а в нем — осенний листок клена.

Николай Андрианович перевел взгляд к календарю, где лежал точно такой же листок клена. «До чего же похожи, смоленский и этот, — подумал он. — Просто чудо какое-то».

Начальник Кумтуркалинского БАО подробно доложил о катастрофе.

— Причина ее, — сказал он, — неполадки в топливной системе «аэрокобры». В этом самолете во время работы мотора бензопроводы, как и сами бензобаки, немного вибрируют, поэтому появляются трещины. Бензин начинает вытекать. Конструктивный дефект этого американского самолета может стать причиной пожара. Для предотвращения пожара наши техники вместо трубок обычно ставили гибкие шланги. Но, видимо, сделать это теперь не успели; «аэрокобра» подводила нас нередко, а сейчас из-за нее мы потеряли Героя.