В небе Антарктиды - [20]

— Это верно. Понимаешь, люблю малость разыграть человека. А между прочим, я столько передумал об этом полете, что даже во сне сегодня видел, как летим мы к полюсу... Впрочем, кому она здесь нужна, эта лирика? Я пошел на аэродром! Он поднялся, надел кожанку и вышел из комнаты.

Я еще несколько минут лежал, глядя, как солнечный зайчик бегает по комнате, затем встал, быстро позавтракал и вышел из нашего домика.

Улица встретила меня шумом стройки: грохочущие тракторы тащили за собой сани, нагруженные экспедиционным имуществом, звенели пилы, стучали отбойные молот­ки. Пахло весной. Да, я не ошибся, именно так пахнет, когда солнце посылает горячие лучи на землю, запорошенную снегом, и он тает под этими лучами. Веселые ручейки журча бегут, сливаясь в потоки, пробивая себе дорогу в снежной коре.

Солнце было таким ярким, что мне пришлось одеть светофильтровые очки. Сквозь них все предметы казались особенно четкими, и снег сверкал словно рассыпанное се­ребро. А на горизонте величественно возвышались безмолвные скалы Хасуэлла. Так вот ты какая, Антарктида! Ты не только сурова и безжалостна, но и неповторимо прекрасна!

Я не заметил, как дошел до аэродрома, где весь наш экипаж был уже в сборе.

— Как дела, друзья?

— Все в порядке, Иван Иванович, — ответил стоявший на стремянке Вася Мякинкин, — вот готовим нашу лошадку к веселому путешествию. Направление — к черту в пасть — сиречь на Полюс недоступности. Придумают же такое название!

Недоступность! — продолжал свой монолог Вася. — Было бы еще понятно, если бы так назвали какое-нибудь небесное светило, все-таки добираться к нему далековато. А тут на тебе, полюс! Сели на самолет и через несколько часов — вот он. Недоступность!

Я слушал его и думал: как у тебя все просто получается — включай моторы, лети и садись на полюсе. Нет, мой милый, видимо, нужно быть летчиком, чтобы понять всю сложность такого полета.— Ты лучше скажи, готов самолет к полету? — прервал я его.

— Иван Иванович, вы меня удивляете. Разве можно вот так сорваться и полететь? Ведь не куда-нибудь собираемся, а на полюс, и машина должна быть в полном по­рядке.

— Интересно, кто это только сейчас утверждал, что слетать на полюс ничего не стоит?

— Я пошутил, — вздохнул Мякинкин.

— Слушай, Вася, я слышал, что ты замучил всех своими шутками. Что у тебя произошло вчера с нашими учеными?

Мякинкин засмеялся.

— Мы, знаете, целый день возились с машиной, устали страшно. Пришли домой, собрались отдохнуть — не тут-то было. Передали нам приказание Сомова — помочь строителям. Ну, думаем, опять строительный аврал. А раз так, нужно помочь. Приходим и выясняем: предстоит уборка в доме, где будут жить ученые. Правда, и они вместе с нами убирались. Во время перекура стали меня ученые разыгрывать: Вася, мол, в антарктическом небе гаечный ключ потерял. Ну, думаю, погодите. И спокойно так говорю Патарушину:

— Герман, я слышал, пришла телеграмма о мамон­те...

— О каком мамонте? — насторожились представители науки.

— Ну как же, неужели вы не знаете, что в горах на Таймыре нашли живого мамонта? Странно. Ведь его уже пятый месяц гонят в Москву. Еще перед выездом в Антарктику мы с Черевичным летали на Таймыр, сбрасывали сено для кормежки. Сами понимаете, задание ответ­ственное... Что, не верите? Как хотите. Можете спросить Сомова.

Герман сразу сообразил, в чем дело, и стал уверять всех, что на этот раз я не шучу. Как будто поверили. Вечером, как только собрались ужинать в кают-компании, Сомова забросали вопросами. Смеху было! К нам подошел Мохов.

— Говоришь, в полет собираешься, механичек? А знаешь, бак-то течет, — укоризненно проговорил он.

— Какой бак? — одновременно спросили мы с Васей.

— Сейчас проверял бензиновые баки и обнаружил в одном из них трещину. Она, правда, небольшая, но работы предстоит много, ведь придется выливать горючее и снимать бак.

— Нет, это невозможно, Саша, придумай что-нибудь, вылет назначен на завтра.

— Завтра? Что ты, Иван Иванович, об этом не может быть и речи, с таким баком лететь нельзя. Сварщикам тут дел-то всего часа на два, а вот чтобы снять бак, нужно потратить много времени.

Сообщение Мохова меня озадачило. Что могло произойти? Почему механики раньше мне ничего не говорили?

— Вот что, — говорю Мохову, — делай что хочешь, но вылет срывать нельзя.

— Хорошо, Иван Иванович, мы с Василием подумаем. Может быть, что-нибудь и сделаем. Ну а если не выйдет, вылет придется отложить.

Вместе с механиками пошли осматривать бак. Оказалось, что он дал трещину у самого торца, где нельзя было поставить заплату.

Механики долго возились около плоскости. Наконец Мохов с заговорщическим видом стал что-то тихо говорить Мякинкину. Тот свистнул и стремглав пустился бежать к маленькому домику-складу. Через несколько минут он вышел оттуда, держа в руке кусок обыкновенного хозяйственного мыла.

— Уж не думаете ли вы паять бак мылом? — спросил я Мякинкина.

— Угадали. Попробуем замазать трещину мылом. Эксперимент удался. Мыло не давало просачиваться бензину. Правда, бак все равно придется менять или заваривать, но это можно будет сделать позже.

— А как думаешь, Саша, надежно все это?