— А в семьсот тридцать девятой как? — спросил Димка.
— Там другое дело, — весело сказал Горшков: — девчонки в футбол и в хоккей не играют.
— Садись, Федька, зарапортовался! — хлопнул Горшкова по плечу Силкин. — Гагарин должен был весь класс направлять, а он этого не делал!
— Нет, я боролся! — сказал Толя. — Но я не виноват, что Парамонов неспособный! Этот разговор Димка завел специально. Он злится на меня.
— Это кто неспособный? — обиделся Парамонов. — Я? А ты гений?
— Злюсь на тебя? Да зачем ты мне нужен? — сказал Димка. — Я просто подумал о нашем классе и понял, что дальше так жить нельзя!
— Ты кончил? — спросил Толя.
— Кончил.
Толя, оттянув рукав куртки, посмотрел на часы и встал со стула:
— Кто за то, чтобы мне дать рекомендацию в комсомол?
— Подожди, — сказал Леня. — Теперь мое слово. Ребята, сейчас нам нужно решить, рекомендовать Толю в комсомол или нет. Кажется, о председателе совета отряда у нас не должно быть двух мнений. Но выходит, это не так. В чем тут дело? Я скажу коротко. Вы все видели в гараже разбитую «победу». Мы ее ремонтировали три дня, так сказать, исправили ошибку чужого шофера. И ругали мы его на чем свет стоит. Вот растяпа! А если бы на этого человека его товарищи обратили пораньше внимание да указали бы ему, что он плохо знает законы инерции, тогда бы в нашем гараже такой беды не было. Короче говоря, мы все так должны понять Бестужева: он хочет предупредить Толю, чтобы тот всегда был начеку. Значит, поступило два предложения: одно — рекомендовать, а другое, как ты сформулировал свое предложение?
— Повременить с рекомендацией, — сказал Димка.
— А вы, Ирина Николаевна, как думаете? — спросил Леня.
Ирина Николаевна вышла из-за стола и прошлась по классу:
— Я сейчас думаю вот о чем: о том, что у наших ребят появился совершенно другой подход к учебе. Видите ли, ребята, коммунизм нельзя сразу построить, чтобы так: заснул при социализме, а наутро проснулся, глядишь — коммунизм! Нам нужно его строить, а чтобы строить, надо знать. Планируя свое хозяйство, наше государство рассчитывает на каждого школьника, как на будущего строителя. И, положим, вот Парамонов, по государственному плану, как инженер должен ехать в 1955 году на строительство заводов автомобилей-самосвалов. А он в седьмом классе вдруг по лени остался на второй год! Теперь смотрите. Значит, он поедет на стройку на год позже, и, следовательно, тот участок, которым он будет руководить, на год позже войдет в строй. А значит, и задержится выпуск самосвалов. Иными словами, ленивый, плохой ученик, совсем и не думая об этом, задерживает строительство наших электростанций, наш рост. На стройках должны работать парамоновские самосвалы, а их нет. Но, безусловно, бить таких учеников никто не собирается. Мы им должны сообща помочь. И вот в выступлении Димы я чувствую заботу о слабых. Это хорошо. А насчет Толи Гагарина у меня тоже есть определенное мнение. Но я считаю, что в седьмом классе уже люди достаточно взрослые и голос класса подправлять мне не придется! Только всегда надо помнить, что все решения, касающиеся живого человека, должны быть обдуманны, серьезны. Пионерский отряд должен воспитывать ученика, а не унижать его достоинство несправедливым решением…
— Значит, голосуем первое. Кто за то, чтобы дать рекомендацию? — сказал Леня.
Ребята, переглядываясь, стали медленно поднимать руки. Вот взлетело их девять, десять, потом две тихо опустились.
— Так, — сказал Леня. — А кто против? — И, посмотрев на вновь взлетевшие руки, добавил: — Большинство. Вот видите, как иногда бывает. Формально мы его хотели рекомендовать, а на поверку вышло — нельзя!
В этот момент в классе внезапно послышался странный хруст.
В руках у Толи сломалась черная расческа. Он тупо посмотрел на два кусочка и пытался сложить их. Но они распадались. Потом он спрятал эти обломки в карманчик и, ни на кого не глядя, пошел к дверям.
Засунутая в дверную ручку ножка стула ни за что не хотела вылезать оттуда. Закусив нижнюю губу. Толя молча пытался вырвать ее. Однако стул не подавался.
Ребята испуганно переглянулись. Потом кто-то тихо сказал:
— Может, переголосуем, а? — И тут же сам поправился: — Да нет уж, решено!
Толю никто не удерживал на собрании. Он открыл дверь и ушел.
Сбор продолжался.
А в конце пионерский отряд постановил доложить совету дружины, что седьмой класс «Б» Диму Бестужева и Валю Сидорова в комсомол рекомендует единогласно.
Борис Ефимович пришел из института домой в десятом часу вечера. Дверь ему открыла жена. Взяв пухлый портфель, она взволнованно сообщила:
— Боречка, у нас несчастье: Толю не приняли в комсомол.
— Не приняли? — удивился Борис Ефимович. — Но его, кажется, и не должны были сегодня принимать. Ты что-то путаешь.
— Нет, нет, это я точно знаю. Он сейчас вернулся с собрания и в твоем кабинете… плачет! — Толина мама покосилась на угловую по коридорчику дверь.
Борис Ефимович нахмурился и задумчиво погладил подбородок:
— Хорошо… Приготовь мне поесть. Я сейчас с ним поговорю.
Он повесил пальто и, заглянув в квадратное зеркало, висевшее в прихожей, поправил галстук.
Что могло произойти с сыном? Школьные дела у него, кажется, шли хорошо, и вдруг — не приняли в комсомол!
