В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле - [227]

Последнее время, когда он лишился возможности выходить из дома, он продолжал писать по несколько статей в год и говорил, что уже составил длинный список тем и проблем, о которых ему хотелось бы написать. Но две статьи он дописать не успел…

Географическая наука потеряла яркого ученого. Его близкие – любимого и незаменимого друга.

Д. В. Лопатин Мой друг и наставник

Личность Дмитрия Андреевича многогранна. Она впитала в себя лучшие черты ученых-географов русской научной школы. Открытость и широта души сочетались в нем с широтой взглядов и глубиной научной мысли. Выдающийся организаторский талант объединять вокруг себя людей разных взглядов и научного потенциала, создавал ауру исследовательского творчества на разных научных уровнях. В этом проявлялся его демократизм, сочетавшийся с отсутствием монументальности выдающегося ученого. Он всегда оставался «своим парнем» и для вчерашнего студента и для деятеля, обремененного званиями и регалиями. Хотя он и не создал своей школы, но он способствовал научному росту представителю любой школы и веры научного исповедания. Именно по этой причине отечественная геоморфология нашего времени 1960–2000-х годов под его руководством получила столь всеобъемлющее развитие: от геологических партий до высоких академических трибун.

Дмитрий Андреевич ворвался в мою жизнь в начале 60-х годов, когда я, как витязь на распутье, выбирал свой путь научного развития. За моими плечами того времени уже был опыт проведения геолого-съемочных работ на севере Якутии и на Сахалине, но совершенно не было опыта научной деятельности. Мы все молодые и амбициозные слетались на огонек Иркутского научного академического Центра в самом начале создания Сибирского отделения АН СССР. В ужасных бытовых условиях, при нищенской зарплате, всегда голодные, мы мечтали только о покорении Академического Олимпа. Мы умели работать по 20 часов в сутки, но и с такой же неистовой отдачей могли отдыхать, расслабляясь покорением горных вершин и от души гудеть в дружеских попойках. Дух романтики 60-х играл как шампанское в наших душах и молодых здоровых телах. Д.А. не был в этом исключением.

Дмитрия Андреевича до того времени я знал только по нескольким его работам о поверхностях выравнивания. Он был всего на 7 лет старше меня, и его имя тогда мне ни о чем не говорило. В мой пустой дом поздней осенью 1964 года Дмитрия Андреевича привел Г. П. Скрыльник. Он оказался удивительно интересным собеседником, и мы проговорили тогда, о том о сем, до самого утра. С первых же слов беседы мы нашли друг друга, чтобы больше не расставаться. Наша нежная дружба еще более укрепилась, когда мы обзавелись женами и детьми. Мы стали дружить домами. И связь эта не окончилась с уходом Дмитрия Андреевича.

Дмитрий Андреевич был не по годам мудр. Его девиз «Познать в жизни все и запомнить хорошее» приобрел и в моей жизни решающий смысл. Он умел смирять наши мечущиеся души «отцовскими» беседами, и своим спокойствием в неспокойном мире мог показать нам путь, который мы безуспешно искали в сложной жизненной ситуации. Очень редко он бывал резок в своих оценках. Это случалось только тогда, когда попиралась мораль и научная этика. В этих случаях он был непреклонен и строг.

Его научный потенциал и педагогический дар я ощутил на заседаниях им созданного Иркутского регионального геоморфологического методологического семинара. Он с легкостью подвергал анализу доклад на любую представленную тему. Его педагогический такт я испытал, когда подал в собираемый им сборник свою обширную статью. После того, как он ее прочитал, он мне сказал, что в статье надо кое-что исправить. Открыв рукопись, я увидел чудовищную картину. От его правки не было в статье живого места. Она вся была исчерчена редакторскими знаками. Мне стало не по себе от стыда, что я подал рукопись в совершенно неотработанном виде. Больше такого со мной не повторялось. Да! Мы спорили с ним по поводу тех или иных аспектов работы, и порой весьма жестко. Но это уже был чисто научный спор. Любую критику он формулировал предметно и с высоким тактом, я бы сказал, деликатно. Его письма с объяснением своих позиций у меня хранятся, и я их иногда перечитываю, даже цитирую в своих лекционных занятиях студентам.

Вспоминаю еще один эпизод его педагогической деятельности. Как-то на предзащите одной докторской диссертации я очень резко выступил с жесткой критикой. После заседания Дмитрий Андреевич отозвал меня в сторону и провел аккуратное разъяснение, суть которого заключалась в том, что ученые должны уметь слушать и уважать чужое мнение, если оно достаточно аргументировано. Единомыслие убивает науку, заводя ее в тупик. Это я запомнил на всю жизнь.

Иркутский этап в научном росте Дмитрия Андреевича был, воистину, золотым. Там он создал лучшие свои работы по теории геоморфологии. Академгородок явился инкубатором его докторской диссертации. Ему обязаны своим местом в научно-педагогическом геоморфологическом доме очень многие в ту пору начинающие свой тернистый путь молодые ученые Э. Г. Коломыц, Г. П. Скрыльник, Е. Н. Дибцев, В. А. Войлошников, Я. Я. Клейн, С. С. Осадчий, И. Б. Петров и, конечно, я сам. Именно там он вырос в выдающегося организатора Геоморфологической комиссии РАН.