В начале было воспитание - [6]

Священные ценности воспитания

Но особое тайное наслаждение мы испытываем, когда видим, как окружающие не сознают, что в действительности происходит с ними.

Адольф Гитлер, цит. по книге Раушнинга, с.181

Людям, воспитанным в системе ценностей «черной педагогики» и не знакомым с психоанализом, моя откровенно антипедагогическая позиция, вероятно, внушит страх, причем это чувство будет вполне осознанным. Умом же они ее точно не примут. Они обвинят меня в индифферентном отношении к священным ценностям или, по меньшей мере, в граничащей с наивностью идеализации детей. Дескать, я смотрю на них сквозь розовые очки, не понимая, какими они могут быть несносными. Подобные обвинения меня нисколько не удивят, т.к. я слишком хорошо знаю их подоплеку. Тем не менее, я хотела бы высказаться по поводу моего «индифферентного» подхода к пресловутым ценностям. Настоящий педагог, безусловно, считает, что лгать — это плохо, что нельзя причинять другому человеку боль и незаслуженно обижать его, что нельзя на жестокость родителей отвечать жестокостью. С другой стороны, ребенок, готовый всегда говорить правду, благодарный родителям за их добрые намерения даже в случае самого жестокого с ним обращения, безоговорочно принимающий их представления об окружающем мире, критически относящийся к своим представлениям, и, главное, беспрекословно выполняющий все требования взрослых, считается чуть ли не эталоном поведения. Но для того, чтобы привить ребенку эти коренящиеся как в иудаистско-христианской, так и в других традициях ценности, взрослые иногда вынуждены лгать, искажать факты, прибегать к насилию, унижать ребенка. Однако они не видят в этом ничего плохого, поскольку сами были воспитаны в соответствующем духе и теперь понимают, что для достижения священной цели, т.е. для внушения ребенку отвращения ко лжи, жестокости, злобе и эгоизму, такие средства вполне подходят.

Из всего вышесказанного следует, что в системе воспитания изначально традиционные моральные ценности всегда трактовались как нечто относительное. Определяющими факторами здесь являлись субординация и властные полномочия. По ним судили о поступках человека, о том, что хорошо, а что плохо. Этим же принципом руководствуются и в жизни: сильный всегда может навязать свое мнение окружающим, а победителю в войне рано или поздно прощают самые тяжкие преступления.

Но и анализ психической реальности приводит нас к выводу об относительности моральных принципов. Начнем с того, что человек, не требующий от ребенка соблюдения «абсолютных» норм морали, не может не понимать, что если всегда говорить правду, то при этом обязательно кого-нибудь обидишь, что иногда приходится выражать благодарность, совершенно не ощущая ее, а значит — лгать, делать вид, будто не замечаешь, как жестоко обращаются с тобой родители, и одновременно уважать себя как автономную личность. Стоит только оставить в стороне абстрактную систему ценностей религиозной или философской этики и обратиться к психической реальности, как неизбежно возникают сомнения в абсолютном характере моральных ценностей. Людям, сохранившим в подсознании негативные воспоминания о своем детстве, подобное конкретное мышление совершенно чуждо. У них мое сомнение в абсолютном характере ценностей, на которых зиждется педагогика, из которого легко вывести сомнение в ценности воспитания вообще, почти наверняка вызовет шок или, по крайней мере, неприятие. В свое оправдание могу лишь сказать, что для меня также существуют вечные ценности, среди которых на первом месте — уважение к слабому, а, значит, и к ребенку, и просто уважение к жизни и к ее законам. Без этого уважения было бы невозможно никакое творчество. Добавлю, что, по моему мнению, человечество сможет выжить лишь в том случае, если будет руководствоваться именно этими ценностями. Для фашизма во всех его вариантах характерно, наоборот, пренебрежение жизненными законами, эта идеология убивает или калечит душу. Изучая биографии руководителей «Третьего рейха», я убедилась, что среди них нет ни одного, не прошедшего в детстве суровую школу воспитания. Разве уже одно это обстоятельство не должно заставить нас задуматься?

Люди, которым разрешалось с самого раннего детства адекватно, т.е. вспышками гнева реагировать на сознательно или неосознанно нанесенные им оскорбления, на отказы или обиды, точно также будут вести себя и в зрелом возрасте. Почувствовав гнев, они смогут выразить его в вербальной форме. Вряд ли у них возникнет потребность немедленно схватить обидчика за горло. Такую потребность испытывают только те люди, которые постоянно вынуждены сдерживать себя, боясь «психануть», «сорваться». Но как только они «срываются», их уже ничто не остановит. Большинство из тех, кто боится не совладать с собой, по вполне понятной причине опасается любых естественных реакций, а меньшинство срывает свой гнев на посторонних людях или совершает бессмысленные акты насилия и террора. Человек, воспринимающий гнев как частицу себя самого, никогда не будет применять в отношении других грубую силу. Но, если ему в детстве было запрещено выражать свой гнев, то это чувство вообще ему не знакомо, и со временем у него появится потребность в насилии, ибо он