В Москву! - [8]

— Вы, может быть, думаете, что в центральном дендрарии больше видов? Даже не думайте! В центральном дендрарии нет такой пампасской травы. И вообще наш парк превосходит дендрарий по множеству показателей. Вы посмотрите, какая архитектурнохудожественная планировка! Лесовидные cуглинки!

Шлепая по лесовидным суглинкам, троица прошла и пампасскую траву, и лавр ложнокамфорный, и граболистную дзелькву, и вязолистную эвкомию, и еще с десяток различных кипарисовых, горохоплодных, золотистых, приземистых, веерных и китайских.

Мужчина в белых брюках ни разу ни о чем не спросил, не присвистнул и не сказал «Ну надо же!» Агроном не привык к такому обращению и решил обидеться.

— А что теперь? Вот совхоз обанкротили, и что теперь? Вон, где бурьян, там семь гектаров теплиц было! Направо посмотришь — гектар синих гиацинтов, налево — гектар красных гиацинтов. Гвоздикой ремантантной снабжали весь Союз — до Новосибирска! Вон там были елочки, пальмочки. Махонькие вот такие! А что теперь?

— Ага, — подтвердил чернявый, — мы с матерью сюда лазили эти пальмочки тырить, когда я еще в школу ходил. Мать их в Польше продавала. У нас вся Молдовка, короче, с этих пальмочек жила. Хорошо жили, кушать хватало.

Агроном изумленно посмотрел на чернявого.

— Это мой помощник, — впервые заговорил мужчина в белых брюках. — Он местный. Помогает мне находить общий язык с населением. Рассказывает то, что вы не расскажете.

Троица прошла мимо белой будки с надписью «М» и «Ж». От будки несло, перебивая и розы, и эвкалипты, и ветер с моря. Из-под крептомерии японской на дорожку стрельнула змея. Агроном посмотрел на нее, задумался о чем-то и продолжил:

— К нам из самого Ленинграда приезжали студенты на практику, я сам занятия с ними проводил. Почвоведы! Не все же могут в Папуа Новую Гвинею на практику поехать, а у нас не хуже! А теперь что? Вы видели, чем озеленяют город? Анютины глазки, петунии, настурции! Смотреть противно!

— А чем вам петунии не нравятся? — спросил мужчина в белых брюках.

— Ну как… Петунии — это же несерьезное растение, — растерянно сказал агроном.

— Но людям-то нравится.

— Люди ничего не понимают! Вот раньше на улицах сколько было эвкалиптов?! Я понимаю, эвкалипт — он ветровальное растение. Да, они морозобойные, но ведь можно и подсаживать! Или взять бамбук — я понимаю, это бич, это по сути корнеотпрысковый сорняк, но ведь у нас есть бамбук сине-зеленый, бамбук желтый, бамбук черный и даже бамбук квадратный!

— Ух ты, какие гуси прикольные! — сказал чернявый, показывая на двух белых гусей.

— Я тут родился и вырос, в этом парке, понимаете? — произнес агроном, не обращая внимания на чернявого.

— Здесь же не было роддома, — улыбнулся мужчина в брюках.

— Все равно. Этот парк — для меня вся жизнь! — сказал агроном и бросил окурок в пруд с родниковой водой.

— Ну ладно, давайте закругляться, — сказал мужчина в белых брюках агроному. — Пойдемте пообщаемся с народом.

Трое отправились в бывший совхозный клуб. У клуба стоял памятник Ленину с отбитой рукой.

— А вот Ленина мы оставим, — вдруг сказал мужчина в белых брюках. — Только в оранжевый его перекрасим. Ленин — это прикольно.

На скамейках у клуба сидела местная молодежь, которую не пускали бесплатно внутрь. Молодежь занималась своим любимым делом — обсуждала гуляющих отдыхающих:

— Ты посмотри на этих чувырл. Что, в обезьяньем питомнике день открытых дверей сегодня? Девушки, девушки! — прокричал загорелый парень двум гуляющим девушкам. — В обезьяний питомник не хотите сходить?

— Хотим, — кокетничали девушки.

— Не ходите, там мест нет свободных, — сказал парень, и скамейка грохнула хохотом.

Мимо прошел отдыхающий в шортах с цветочным принтом.

— Эй, братан! — крикнули ему. — Ты, когда спать ложишься, ноги в тазик с водой ставишь?

— Зачем? — настороженно спросил отдыхающий.

— Чтоб цветы не завяли! — опять заржали на скамейке. Отдыхающий быстро ушел. Загорелый парень на скамейке сказал:

— Альдос, давай тебе тоже купим такие шорты, парик наденем и будем по пляжу тебя водить, чтоб фотографировались с тобой, как с попугаем. Скажем, что ты Филипп Киркоров. Диана тебя если бы увидела в таких шортах, в жизни больше к телкам не ревновала бы. Такое ощущение, что все бздыхи — пидоры!

Услышав знакомое слово «бздыхи», человек в белых брюках улыбнулся.

В клубе совхоза «Южные Вежды» собрались совхозные работники и местные журналисты. Все они заранее ненавидели Бориса Бирюкова — московского выскочку, купившего их совхоз.

— И начнется новая жизнь! — спотыкаясь, читал по бумажке мэр города — жирный жук с обиженной рожицей.

В этот момент открылась дверь, и в зал вошел молодой бог. Бог нес на плече рыжую сумку с логотипом «Луи Вюиттон». Его белые брюки были в пыли. Он был загорел, но не черномаз, широкоплеч, но не кривоног, белозуб, но не волосат, ясноглаз, но не горбонос. Девушки в зале затрепетали. В боге они увидели то, что любили в гнедых жеребцах побережья, и не увидели то, что не любили. Бог в девушках не увидел ничего. Он поморщился и сел.

— Здравствуйте, коллеги, — сказал он устало. — Мы же теперь коллеги? Я посмотрел сегодня на ваш, с позволения сказать, совхоз и могу обещать вам одно: теперь здесь все будет по-другому. Если есть вопросы, задавайте. У меня пять минут.