В море – дома! Славный мичман Егоркин - [7]

Сейчас капитан 1 ранга Тихов совершенно справедливо решил, что несколько бессонных ночей подряд для командира – достаточная нагрузка, даже может быть, слишком, и сон ему сейчас никак не повредит. Офицер взгромоздился в высокое «самолетное» кресло, завернулся в уютное меховое пальто и принял на себя «ночное» командование.

– Курсовой… один «Ил-38», угол места тридцать! Идет на нас! – послышался доклад сигнальщика.

Тихов лишь на секунду скосил взгляд по этому курсовому, не вставая с места, и сразу заорал: – Какой там «Ил», едрена вошь! Охренел!? Клизму тебе с патефонными иголками с касторкой и без мыла!!! Куда там все смотрят? Это «Орион» норвежский! Давайте сюда валенок, я им в вашего сигнальщика кину!

Впрочем, вокруг никаких валенок совсем не наблюдалось, да и добросить его на сигнальный мостик – вообще проблематично, из серии рекордов Гиннеса, – подумал Крутовский.

Начштаба, разумеется, ничем ни в кого бросаться не собирался, это он показывал народу свое суровое руководящее начало. Зато тут же пристал к вахтенному офицеру и потребовал доложить ТТД этого давно намозолившего глаза самолета. Что тот и сделал легко и свободно. «Подумаешь, теорема Ферма!» – презрительно фыркнул (про себя) Андрей, но решил, что сигнальщики вполне честно заслуживают выволочки.

Досталось от Тихова и командиру встречного малого противолодочного корабля, закрывавшего район стрельб, куда нагло лез «рыбак», а корабль проявлял пассивность и спокойствие, как сторож склада крупногабаритных железобетонных конструкций.

Начштаба тут же ему «помог», обматерив «с садизмом» капитана траулера по УКВ. Тот изумленно промолчал, видно, все слова стали ему колом поперек горла, но судно отвернуло на 90 градусов и скоро скрылось.

– Вот как надо! А вы там сопли жуете, похабную демократию развели! Дети нерусского бога! – удовлетворенно подвел он итог радиопереговорам с дозорным МПК.

«Марьятта» вела себя вполне прилично, оторваться не пыталась, поперек курса не ворочала, и «Бесшабашный» ходил за ней, как привязанный.

Все желающие фотографировали ее вдоволь. А на корабле разместилась еще и группа специалистов радиоразведки откуда-то из центра, со своими целями. Эти делали свое дело тихо и грамотно – одно слово, разведка! Вот только жаль – своими навыками и результатами – опять же, по понятным причинам, с корабельными радиоспециалистами они не делились. Офицеры БЧ-7, обиженно ворча, готовили свой собственный отчет, который будет явно бледнее уже заведомо.

Время на вахте быстро бежало от напряженного ритма. На ходовой мостик поднялся родной отец-командир, проснувшийся оттого, что корабль вдруг застопорил ход вслед за задрейфовавшим вдруг «норгом», и стало заметно тише. Ничего удивительного – как было уже давно отмечено, приличного корабельного офицера скорее разбудит остановка корабельного механизма, чем его невыносимый, для уха гражданского человека, грохот!

Выспавшийся командир (много ли надо времени опытному моряку для этого?) источал благодушие, прихлебывая напиток, щедро налитый в персональный командирский стакан в великолепном антикварном серебряном подстаканнике. Он распространял аромат свежезаваренного собственноручно командиром хорошего молотого кофе.

Этот подстаканник, кстати, – подарок тайной подруги командира. Между прочим, женщина просто шикарной внешности, как свидетельствовали знающие люди, нагловатая… Ну, как, например, истребитель! Именно поэтому подстаканник постоянно «жил» на корабле и жене «папа» его не показывал – так, на всякий случай. А вот кофе особого сорта, обязательно – в зернах, поставляла ему только жена. Это тоже все знали, и вот такое сочетание забавляло всех… кроме самого командира. Да и не знал он того, что всем-всем вокруг было давно известно… обычное, впрочем, на корабле дело.

«Итак, за наших жен и возлюбленных, господа офицеры! И чтобы они никогда между собой не встречались!» – припомнил ритуальный субботний английский офицерский тост Крутовский и довольно хмыкнул.

За Караевым шел вестовой и нес в руке большую тарелку с бутербродами, балансируя в такт легкой качке. Это означало, что командир сейчас займет свое кресло всерьез и надолго. Он уже облачался в овчинный длинношерстный тулуп – в нем было намного уютнее на бесконечной командирской вахте.

– Андрей Алексеевич! – обратился он к вахтенному офицеру, оглядываясь в иллюминаторы на море и обстановку, заглядывая в индикаторы кругового обзора РЛС, – ну, и где эта бл… (блондинка)?

– Пеленг 350, дистанция 12 кабельтовых – уверенно доложил капитан-лейтенант Крутовский, ни секунды не сомневаясь, что других этих самых, что на «б», тут просто быть не может.

– Так, вахтенный офицер, ложимся на курс… – перешел он на командный тон: – вперед средний! Сейчас мы эту братву разбудим!

Корабль стал сближаться с «Марьяттой». «Ну вот! Начались «кошки-мышки»! – оценил ситуацию Андрей Крутовский. «А ведь там, на «Машке»-то, всерьез думают, что «братва» – это как раз мы! Диалектика в жизни!» – опять хмыкнул он.

Глава 4. В морях ходят тоже живые люди…

«Люди делятся на живых, мертвых и тех, кто плавает по морям».

Анахарсис, античный философ.