В мишуре и блестках - [55]

— Значит, вы пропустили самое интересное? — заметил Аллейн.

— Больно надо было, — пробурчал садовник.

— Вы дождались, когда он выйдет, затем забрали у него санки, и он рванул к крыльцу, а потом скрылся в раздевальне. Правильно?

— Так я сказал мистеру Билл-Тасману и любому, кто станет допытываться, скажу то же самое.

— Вы отдали ему зонт?

— Не-а. Он чесанул как заяц.

— Где именно вы были, когда увидели, как он входит в раздевальню?

— Где я был? А где я мог быть? На чертовом морозе, где ж еще.

— Позади надгробия?

— Эй! — взъярился Винсент. — Вы что, издеваетесь? Мартышку из меня делаете? А кто говорил, что все будет чисто, без передергиваний?

— У меня и в мыслях не было издеваться над вами. Я всего лишь хочу восстановить картину происшедшего.

— Как же я мог видеть его, ежели стоял позади этой гребаной статуи?

— Выбирай выражения, — прогудел Катберт, а Котеночек подхватил: «Не ругайся!»

— Вы могли выглянуть из-за угла или даже смотреть поверх надгробия, — предположил Аллейн.

В конце концов сотрясаемый гневом Винсент признался, что заметил Молта у двери в раздевальню, когда сам он, Винсент, как раз заворачивал за угол западного крыла, чтобы спрятать санки.

Аллейн осведомился, когда разобрали елку, и Катберт ответил, что елкой занимались Винсент, Найджел и поваренок во время праздничного ужина. Насытившихся детей вместе с подарками отправили играть в библиотеку. С елки сняли игрушки и упаковали в коробки, а саму елку, стоявшую на подвижной подставке, откатили к застекленной двери и прикрыли занавесками.

— И там она некоторое время находилась. Когда ее убрали?

Снова воцарилось молчание.

— Ведь сейчас ее там нет, — весело продолжал Аллейн. — Она валяется за углом, неподалеку от окон кабинета. Кто ее там бросил? Вы, Винсент?

Винсент набычился, но в конце концов признал, что он отвез елку.

— Когда? — спросил Аллейн, припоминая наблюдение, сделанное Трой в полночь из окна ее спальни.

Винсент не смог точно указать время. Выяснилось, что, убрав в столовой, перемыв монбланы посуды и выполнив другие утомительные обязанности, прислуга в компании с временными помощниками уселась за поздний ужин. Винсент, у которого на лбу заблестела тонкая полоска Пота, объяснил, что убрать елку мистер Билл-Тасман поручил ему (видимо, затем, сообразил Аллейн, чтобы вид ее постыдной наготы не помешал гостям веселиться). В суматохе Винсент забыл о приказании и вспомнил, только когда ложился в постель.

Он нацепил клеенчатый плащ, выкатил тачку из дровяного сарая и отвез на ней елку к развалинам старой оранжереи, где и бросил.

— Почему там? — осведомился Аллейн.

Винсент развязным тоном отвечал, мол, а куда еще ее было девать посреди ночи, но в его манере, кроме грубости, сквозило что-то еще, возможно страх. Все равно, сказал он, бульдозеры на днях, а то и раньше, сметут эту кучу битого стекла и мусора, а вместе с ней и елку, и засыплют землей.

— Уверен, всем вам известно, — напомнил Аллейн, — зачем вас попросили обыскать то место, где лежит елка. Предполагалось, что Молт мог забрести туда и потерять сознание или же по какой-то причине он мог слишком далеко высунуться из окна и выпасть.

— Придет же такое в голову! — обронил Котеночек и нервно хихикнул.

Винсент заявил, что, если бы даже дюжина всяких молтов валялась в том гадюшнике, он бы их не заметил. Он сбросил елку и был таков.

— Скажите, — Аллейн обвел взглядом слуг, — вам, наверное, частенько приходилось сталкиваться с Молтом? Всем вам?

Мужчины повели себя как устрицы, в которых ткнули вилкой, — мгновенно и накрепко замкнулись в себе. Теперь они смотрели куда угодно, но только не на Аллейна, и не говорили ни слова.

— Послушайте… — начал Аллейн, но его перебил Найджел, внезапно объявивший тягучим гортанным голосом:

— Он был грешником в глазах Господа.

— Заткнись, — набросился на него Мервин.

— Он насмехался, творил мерзости.

— Да остановите же его кто-нибудь! — взмолился Котеночек. Он топнул ногами, и возмущенные коты спрыгнули на пол. Мимикой он старался дать понять Аллейну, что у Найджела не все дома.

— Что же такого мерзкого было в Молте? — спросил Аллейн Найджела.

— Его переполняла злоба, — пробормотал Найджел, у которого, похоже, запас проклятий начал иссякать. — Кипел ею, — добавил он.

— На кого же он злобствовал?

— На праведников, — быстро ответил Найджел.

— То есть на тебя, — сказал Мервин. — Заткни фонтан, а?

— Хватит, Найджел, — вмешался Катберт. — Ты сейчас разволнуешься, а сам знаешь, к чему это приводит. — Слуга повернулся к Аллейну. — Уверен, сэр, — пробасил он, — вы понимаете, каково нам сейчас. Мы все переутомились и теперь немного не в себе.

— Мы все мерзость в глазах Господа, — вдруг объявил Найджел. — А я хуже всех. — Его губы задрожали. — Грехи жгут мое нутро.

— Залей его! — выкрикнул Мервин и добавил с глубочайшим отвращением: — О черт, сейчас он заревет.

И бедный Найджел разрыдался, громко всхлипывая и прикрывая нижнюю часть лица носовым платком, словно чадрой. Поверх платка он скорбно взирал на Аллейна, с белесых ресниц капали слезы.

— Успокойтесь, Найджел, — поморщился Аллейн. — Послушайте… Перестаньте, — поспешно добавил он, предотвращая новый взрыв плача. — Послушайте. Вы говорите, что вы грешник. Хорошо. Всякое может быть. А вы не хотели бы облегчить свою душу, или нутро, или что там у вас горит? Ну так как, приятель, хотите?